Ральф Ротман - Жара

Тощий с ухмылкой взглянул на Клапучека.

— У того чуть глаза на лоб не вылезли. До него постепенно стало доходить…

— Мое вам с кисточкой! — Напарник принял тем временем маленький поднос, принесенный Ханнелорой, где стояли три запотевшие от холодного шнапса стопки, и подал ей пустые пивные бутылки. — Какой надо сделать из всего вывод? Вместо того чтобы тратить миллионы — или сколько там — на эвакуацию жильцов, их многомесячное временное проживание и дезинфекцию ядохимикатами, надо было прожарить как следует помещения, говорю я ему. Это, конечно, тоже стоило бы каких-то затрат на пропан, но не больше того. Закрыть все окна и двери, запустить обогреватели на три часа на полную катушку, так, чтоб обои пересохли и с треском отвалились, и дело в шляпе: все твари попадали бы со стен как засохшие козявки, оставалось бы только их вымести. Мы, во всяком случае, всегда так делали…

Напарник надул щеки, расстегнул на пуловере молнию.

— Он сначала не хотел верить, этот хитрец-мудрец. А потом сам попробовал, в каком-то там чулане не то мастерской, где все еще кишело этими тварями. Или опять началось по новой. И? Естественно, все сработало.

— Факт! — сказал толстый и поднял стопку. — Но с тех пор мы в его глазах больше не котируемся. Мы, восточные немцы, осси, хочу я сказать, нас как не существует. Будьте здоровы, дорогие товарищи! А что это мы пьем водку всухую? Чей черед ставить пиво?

Клапучек поглядел на часы, затряс головой.

— Я — пас! Мне, ребята, пора на оптовый рынок. А потом мне надо непременно поспать часок-другой. Завтра я целый день в магазине один.

— Сегодня, — сказал тощий, и Клапучек опрокинул кожаный стаканчик, смахнул кости со стола в руку и убрал их в карман, при этом две из них упали и запрыгали по полу.

Вздыхая, он встал, поднял стопку.

— Итак, мои дорогие, за ваш особый случай! И не забывайте: бананы приносят радость, а рыба способствует потенции. Так что заглядывайте ко мне почаще.

— Что мне толку от этой потенции? — сказал толстый, и они разом опрокинули стопки. — Хрен, он, конечно, может, и встанет, да только что из того? Моя старуха возьмет и повесит на него мешок с прищепками.

Напарник ухмыльнулся, обтер тыльной стороной руки рот.

— А здесь-то что за твари скребутся?

Клапучек обернулся назад. Внезапный хруст игральных костей, испугавший его до полусмерти, раздался из пасти собаки, черной дворняжки с лохматой шерстью, нависавшей ей на глаза; собака была небольшой, примерно ему до полноги, она облизывалась, коротко обнюхав вторую кость, она быстро схватила ее зубами и моментально разгрызла. И тут же спряталась за печку.

— Слов нет! — Клапучек снял с оконной ручки свою шапку. — Эта скотина сожрала мои кости!

Хозяин собаки, казалось, ничего не замечал. Подложив руки себе под ляжки, свесив голову на грудь, он тихонько посапывал, и Клапучек почесал в затылке.

— Адская работа. Что вы думаете, сколько времени я на это угробил… — Он подошел ближе, толкнул мужчину рукой. — Эй!

Тот испуганно вздрогнул, поднял глаза вверх. Робкий, почти детский взгляд стареющих глаз. Веки воспалены, белки мутные.

— Ваша собака сгрызла мои игральные кости!

Человек, еще не пришедший в себя окончательно после сна, наморщил лоб и, казалось, что-то обдумывал. Он тяжело дышал, слегка хрипел и повернулся к печке.

— Она — что сделала?

— Сгрызла мои кости!

Турок, рубивший за стойкой овощи, поднял голову.

— Ну, слушай. Что ты театр устраиваешь? Давай поиграй лучше с собачкой в кости. Поддай ей как следует и погляди в глаза, тогда узнаешь, что почем.

Строители ухмылялись, а мужчина обтер себе пальцами уголки губ. Ногти длинные, по краям сине-черные. Он опять оглянулся, проглотил слюну, но так ничего и не сказал. Волосы растрепаны, прилизаны на затылке, кое-где струпья; над редкой седеющей бородкой выпирают скулы, губы растрескались.

— О-о, эта? — Голос звучит слабо, невыразительно, взгляд в сторону собаки. — Это не моя. Она просто сидит тут.

Толстый каменщик хрюкнул, наклонился вперед. Он снял свою намокшую пилотку и положил ее на подоконник. Маленький кусочек бумаги приклеился к его влажному лбу.

— Не давай этому бродяге спуску, пусть не дурит тебе голову. Я его каждый день вижу с этой псиной в нашей округе.

Клапучек кивнул, подошел еще ближе, уперся кулаками в стол, на крышке которого остались мокрые следы от бокалов и чашек. Он казался большим и массивным в своей утепленной куртке, и человек, взглянув на него, отшатнулся назад. От его заляпанной парки несло кислятиной, под ней была видна коричневая жилетка из твида и клетчатая, для этого времени года слишком открытая у ворота рубашка, все какое-то немного заскорузлое от грязи. Рядом с его чашкой лежала пара дырявых шерстяных перчаток. Поверх них ложка.