Яков Шехтер - Любовь и СМЕРШ (сборник)

Едва пройдя один пролет лестницы, Шая покрылся влажной испариной. «А за окном, то дождь, то снег», — завертелись в голове слова из песенки его далекой юности.

«И ведь как хорошо, как славно мы жили», — подумал Шая и, вспомнив о супе, внезапно для себя самого сложил здоровенную фигу, повернулся к двери реб Мойшиной квартиры и принялся ожесточенно потрясать ею в воздухе.

— Общий язык, — шипел Шая, словно тридцать три змеи, яростно поводя далеко высунутым большим пальцем. — Накось, выкусь тебе общий язык. Поймем друг друга — накось, накось, выкусь!

Дверь соседней квартиры отворилась, и на пороге возникла старушка в длинном парике. Увидев Шаины пассы, она вздрогнула и метнулась обратно.

«Гевалд! — раздался старушоночий визг. — Гевалд, мишигинер!»

Шая в сердцах харкнул на пол, быстро сбежал вниз, ударом ноги распахнул дверь и шагнул навстречу пылающей действительности.

Со своей будущей женой Шая познакомился на вечере в Консервном институте. Рая закачивала четвертый курс, и была вся такая аккуратненькая, с соблазнительными выпуклостями и впадинами, с ямочками на крепких розовых щеках и задорным блеском белых молодых зубок, что Шае сразу захотелось потрогать, пощекотать и прижаться. Он протанцевал с ней весь вечер и пошел провожать. Рая вела себя доброжелательно, но неприступно. На следующий вечер Шая пригласил ее кино, а через два дня — в оперетту на премьеру с Водяным. Через неделю дело дошло до поцелуев. Дальнейшие поползновения Рая решительно пресекала.

— Женись, а потом хоть ложкой ешь, — повторяла она, твердо отстраняя Шаины руки.

Обескураженный столь деловым подходом к щепетильной теме, Шая решил, было, что ну ее на фиг, эту дуру неприступную. Он даже вырвал из записной книжки листочек с Райкиным телефоном и твердо решил отыскать кого-нибудь посговорчивее.

Э-хе-хе.… Где наши планы, а где жизнь? Вернее, какое дело жизни до наших планов, у нее свои расчеты и свой резон. Через день Шая случайно столкнулся с Райкой на Дерибасовской, незаметно для самого себя завязал разговор, оказался за столиком в кафе, и вдруг с удивлением услышал, как его язык, совершенно сам по себе делает Раисе предложение. Просто с ума можно сойти с таким организмом!

Предложение было благосклонно принято, этот же самостоятельный язык договорился завтрашним вечером придти знакомиться с родителями. Посадив Раису на трамвай и оставшись наедине с самим собой, Шая уселся на скамейку в дырчатой тени платана, и принялся рассматривать создавшееся положение. Спокойно взвесив все «за» и «против», он пришел к выводу, что язык, в общем-то, прав.

Свадьбу: шумное одесское действо с танцами до утра, сыграли через три месяца. Оставшись наедине с молодой женой, Шая разложил столовый набор, и, остановив свой выбор на половнике, приступил к обещанной трапезе. Его ожидания не оказались обмануты, скорее наоборот, действительность, распахнувшаяся за пуговичками и крючками, намного превзошла мечты. Наутро Шая проснулся счастливым человеком и пребывал в таком состоянии многие дни, пока холодная вода быта и сухое трение привычки не завершили свое беспощадное и традиционное действо.

Половник уступил место столовой ложке, ей на смену пришла десертная, а ее, в свою очередь, заменил крошечный лилипут ложечного рода, наподобие тех, что обычно торчат из серебряных или мельхиоровых солонок.

Жили молодые вместе с родителями жены, и этому обстоятельству государство Израиль обязано восхождением в Святую землю семьи Ишаягу Райсера.

Теща Шаи, Римма Исаковна, женщина размера порто-франко, заполняла собой все свободное пространство. Всевышний наделил ее одесским темпераментом и зычностью пожарной сирены. Многие жаловались, будто стоило ей, шурша и колыхаясь, войти в комнату, как у них начинался приступ удушья: весь кислород немедленно устремлялся к ее обширному, пышущему жаром телу.

О ее муже, Шаином тесте, рассказывать не имеет смысла, хоть номинально он вполне существовал, но фактически его перестало быть с момента женитьбы на Римме Исаковне.

Работала Римма Исаковна в коммунальном хозяйстве города Одессы на незаметной должности диспетчера, которую сумела превратить в неиссякаемый источник изобилия. Одесский водопровод — старое, требующее постоянного ремонта устройство, некоторые трубы укладывали еще при Дюке Ришелье. Почва, пронизанная катакомбами, постоянно оседает и движется, трубы дают трещины, выходят из строя. Ремонтников, понятное дело, не хватало, и куда их послать решала диспетчер, всемогущая Римма Исаковна. По ее слову открывались несущие живительную влагу краны, и по ее же указу запирались ржавые задвижки, сея панику и смятение среди обезвоженных жильцов.