Степан Калита - Сполохи детства

— Пошли на балкон, — прошептал Серега.

На балконе он с сияющими глазами открыл мешок, чтобы я мог рассмотреть его содержимое. В мешке лежало несколько черепов. Все — в земле, кусках пергаментной кожи, мокрицах, кое-где на черепе видны были высохшие сеткой капилляры. На одной голове, маленькой, отлично сохранились волосы, заплетенные в две косички. Серая ткань ленточек когда-то, видимо, была белой.

— Видишь, это девчонка, — снова шепотом проговорил Серега. — Маленькой умерла. Пионерка, наверное.

Осознание, что это наша ровесница, внушило мне вдруг такой ужас и отвращение, что я ощутил дурноту.

— Чего, страшно? — спросил Серега, улыбаясь.

— Да пошел ты, — сказал я. — Что ты с ними делать будешь?

— Сварю, как все делают! Отполирую. И на полку поставлю. Красиво, чё?

— И пионерку тоже?

— Конечно.

— А не боишься, что она к тебе придет?!

— Не понял.

— Ночью придет за своей головой, которую ты украл. Проснешься, а она стоит возле кровати: «Отдай голову, Серега, отдай голову»…

Серега явно пока не думал над этим вопросом. Он озадаченно помялся.

— А я скажу ей: «Пошла вон».

— А она не уйдет…

— Как это — не уйдет?

— Вот так. Ты что, истории про мертвецов никогда не слышал?..

— Ну, слышал… кое-что…

— Ну ты дурак. Нет, она точно придет за своей головой. Короче, тебе конец…

— Да ладно, — протянул Серега, но как-то неуверенно, — вон Рыжий из черепушки лимонад пьет, и ничего…

— Это пока ничего, — сказал я назидательно… Может, у него уже внутренности сгнили. Видал, его рожу?..

Мы еще немного пообсуждали мертвецов и перспективы Рыжего, после чего задумчивый Серега ушел… Когда на следующий день в школе я поинтересовался язвительно, как поживают головы черного копателя, он буркнул, что голов больше нет.

— Куда же ты их дел? — спросил я.

— Куда-куда, туда же, откуда взял… закопал обратно, да и все.

— Ну и правильно, — я хлопнул Серегу по плечу. — Только теперь бесполезно. Жди пионерку. Она теперь точно от тебя не отстанет…

Но я ошибся. Мертвая «пионерка» в ту же ночь явилась ко мне. На ней был красный галстук и школьная форма, а на плечах череп с зияющими глазницами. Заплетенные в косички волосы напоминали старый-престарый парик. Я проснулся, будучи вне себя от ужаса, едва не крича… И этот сон потом повторялся регулярно, на протяжении нескольких лет. Потом «пионерка» наконец оставила меня в покое. Честное слово, я до сих пор вспоминаю ее с содроганием.

Что касается Сереги, то он то ли не заинтересовал покойницу, то ли, что, куда вероятнее, был менее впечатлительным пареньком. Во всяком случае, когда я через полгода спросил его, не является ли ему «пионерка», он удивился:

— Кто?!.. А… Эта. Не, не видел.

Откровенно говоря, я ему позавидовал.

Когда мой беспутный папаша еще был при нас с мамой, он частенько брал меня с собой на автобазу, где по протекции дедушки получил руководящую должность. Каких только упырей не устраивают по знакомству поруководить производством… На автобазе папе нравилось: там работала в бухгалтерии деваха с пухлыми боками (она просила называть ее тетя Лида); здесь царила дружеская атмосфера сильно пьющего трудового коллектива — работяги охотно наливали «командиру»; и вообще, здесь папаша ощущал себя здесь Человеком — с большой буквы Ч, поскольку был любящим жизнь Чудаком. Обычно, пока папаша чесал блуд или с удовольствием выпивал (всем бы так работать), я шлялся всюду по территории, глазел по сторонам, собирал шарики от подшипников между гаражами — безусловная ценность для дворовых пацанов. Разговаривал с мужиками в ремонтном цехе. Они меня не прогоняли, подозреваю, только из-за того, что отец был их начальником. Иногда я бродил вокруг самосвалов, слушая разговоры взрослых. «Шофера» говорили преимущественно матом. Для меня их грубая речь звучала, как музыка. Парадоксальным образом сам я, когда подрос, матом совсем не ругался. Чем неизменно удивлял своих приятелей. Они-то матерились постоянно. Как я позже понял, с одной только целью — чтобы самоутвердиться. Мне же то ли не нужно было самоутверждаться вовсе, то ли, что весьма вероятнее, этот слишком простой способ самоутверждения мне не подходил. Я наблюдал за жизнью работяг на автобазе, как соглядатай — со стороны. Здесь я явно был чужаком, пришельцем из другого мира, к тому же — мира детства. Но они жили своей жизнью, словно не замечали, что за ними наблюдает, впитывая картинку и звук, два внимательнейших глаза живого человеческого существа. Существо подрастает, трансформируя эти впечатления в опыт, не пропавший даром…