Степан Калита - Сполохи детства

С детства я усвоил простой и понятный принцип — чтобы у тебя ничего не украли, надо чтобы у тебя ничего не было. Расхаживать по школе в дорогих папиных часах, хвастаться новой ручкой, не такой, как у всех, с позолоченным пером, или красивым тиснением, — означает нацепить себе на грудь плакат: «Обворуй меня!». То есть — означает стать мишенью для воров.

Долго, очень долго мне пришлось потом вытравливать из себя эти детские привычки. Я заставлял себя носить дорогие часы, золотые запонки с драгоценными камнями, перстень на мизинце левой руки — в девяностые, когда это было модно. И все равно ощущал себя неуютно — под прицелом чьей-то нездоровой жуликоватой активности.

И все же «вор» тогда звучало оскорблением. Это потом, когда нахлынули лихие годы, воры в одночасье сделались уважаемыми гражданами. И каждый паренек мечтал хлебнуть с лихвой блатной романтики, и стать авторитетным вором. По счастью, эта уродливая мода искаженной общественной нравственности сошла на нет. Иначе где бы мы все были? По-моему, это уже перебор — проживая в воровской стране, считать, что жить надо по воровским понятиям, а не по закону. Хотя у некоторых, особенно в провинции, смещенный в девяностые моральный ориентир так и не обернулся правильным вектором. Как в былые годы, продолжают они растопыривать пальцы и вести базар по понятиям. Только по-настоящему солидные люди их уже не воспринимают. Точнее, воспринимают, но относятся свысока. Мол, мы вон какую дорогу с тех пор прошагали. А вы, как прежде, плететесь в хвосте, оставаясь в той же убогой местности.

Школа школой. Но как воровали в пионерских лагерях! Покруче. Там приходилось прятать деньги и все, что представляло хоть какую-нибудь ценность, под матрас, в ботинки, в носки. И все равно пионеры умудрялись припрятанное найти — и спионерить. Помню, в лагере я только и думал о том, как привезти маме какие-нибудь подарки. Я был ребенком, который дарить любит больше, чем получать. Неправильным ребенком. На все имевшиеся у меня деньги я купил ей сувениров — наклейки для кухни, тарелку с изящным рисунком и дешевенький браслетик из бусин. И все это однажды исчезло из моей сумки. Соседи по комнате высказались сочувственно, и только. Одного из них, про которого говорили, что он приворовывает, я схватил за плечи и стал ожесточенно трясти:

— Ты взял?! А ну говори! Ты?!

— Ничего я не брал! — закричал он. — Я всего один раз украл конфету… Это не я!

Тогда я решил выследить вора. Поймать его оказалось на удивление легко.

Днем, когда все пошли на обед, я забрался под кровать, и стал ждать. Вскоре послышались осторожные шаги, дверь в нашу комнату приоткрылась, по дощатому полу прошелестели знакомые босоножки. Я знал, кому они принадлежат. Мальчик Павлик был тихим и как будто сосредоточенным на своих мыслях. На самом деле мыслей у него почти не было. А сосредоточенность объяснялась тем, что ту редкую мысль, которая появлялась в его глупой голове, он обдумывал очень старательно — этот процесс давался ему тяжело. Мама Павлика была алкоголичкой. И в лагерь мальчика отправило государство… Павлик дернул из-под кровати чужую сумку, и принялся в ней копаться. Потом залез по очереди во все тумбочки. Тут его что-то спугнуло, и он быстро выбежал. Я вылез из-под кровати и поспешил следом. В коридоре Павлика не было, и я понял, что он скрылся в уборной — дверь в нее была открыта. Девочки жили в другом корпусе, так что туалетом пользовались только мальчишки. Он был устроен по-военному: четыре унитаза без каких-либо сидений и крышек (незачем баловать маленьких советских граждан), разделенных картонными перегородками. Я аккуратно заглянул в туалет. Павлик стоял на унитазе и что-то прятал в бачок, расположенный высоко, метрах в полутора-двух от пола. Я осторожно отступил, вернулся в комнату и закрыл дверь. Оставалось дождаться, когда Павлик уберется из туалета. Как я и думал, он сразу выбежал из корпуса — поворовал немного и отправился отобедать… В тайнике вора обнаружились несметные сокровища. Я нашел тарелку и браслет для мамы, наклейки, аккуратно упакованные в целлофановый пакетик, чтобы не промокли. Не только свои, но и чужие. Целую кучу наклеек. А еще — конфеты, ручки, ластики. И деньги. Денег было много, действительно много. Я столько никогда не видел. Сначала я забрал то, что принадлежало мне. Потом задумался. «Может, взять из тайника все остальное? И раздать тем, у кого оно украдено?.. А вдруг подумают на меня?!» От этой мысли меня прошиб холодный пот. Не хватало еще прослыть вором. Но что-то же надо делать с этим Павликом. Нельзя же все оставить как есть…