Степан Калита - Сполохи детства

Известие меня не шокировало, но удивило. Но, как это часто бывает с детьми, чья простодушная жестокость, мне кажется, простительна, я довольно быстро стал забывать о знакомой девочке из библиотечного двора. И увидел ее в следующий раз лишь несколько лет спустя. К тому времени для меня прошла целая вечность… Ее везла в инвалидной коляске мама. Я прошел мимо. И только дойдя до библиотеки, сообразил, что где-то видел это несчастное лицо с перекошенным слюнявым ртом… Только оно было совсем другим… Осознав, кого я увидел, и что я увидел, я ужаснулся… Впрочем, эта картинка будоражила меня совсем недолго — несколько дней. Вскоре я вновь забыл прелестную девочку и урода в инвалидной коляске… Забыл на долгие годы, чтобы однажды, когда придет время, докопаться до этих столь непохожих образов, олицетворявших одного человека, в памяти.

Не знаю, жива ли она сейчас… Нашла ли себя в этом жестоком мире… В Америке я видел множество счастливых инвалидов на высокотехнологичных колясках. Они способны перемещаться в пространстве абсолютно свободно. И даже заводят семью и детей. Они посещают бейсбольные матчи, болеют вместе со всеми, кричат, смеются, едят хот-доги и пьют пиво… Наша страна жестока к таким людям. Россия для молодых и сильных. Об ущербных гражданах она предпочитает забыть. Как забывают о своих изувеченных сверстниках юные человечки. Что ж, у них впереди целая жизнь. Они оставляют калек позади, на обочине. И уходят, расправив плечи, шагая все увереннее и увереннее, только вперед. Может, наша страна тоже слишком юная — чтобы замечать боль и страдания тех, кому нужны помощь и сострадание? А порой, им нужна и столь ненавидимая мною элементарная жалость. Ненавидимая за то, что она бесполезна и унижает того, к кому обращена… Но нужна… Безусловно, нужна.

Прости меня, Анжела. Ты живешь у меня в памяти в обеих ипостасях. И останешься там и на страницах этого повествования навсегда.

Как-то очень бесцеремонно в России обращаются со старыми кладбищами. Как будто это не захоронение человеческих останков, а свалка людского мусора — оставшееся от предыдущих поколений раздражающее месиво костей. Оно мешает новым людям, не дает расширяться городу, а город хочет расти, вмещая в себя все новых и новых человечков, которые хотят жить сегодня, и не желают ничего знать о былом. Они готовы селиться и на костях, лишь бы улучшить свои жилищные условия. Потому и возводятся целые микрорайоны на месте древних погостов. Потому и сносятся эти самые погосты бульдозером.

Бесцеремонность эта, обращенная к нашим предкам, несвежим духом проникает в души подрастающего поколения, извращает природу, заставляя совершать абсолютно дикие с точки зрения нормального человека поступки. Когда тяжелая техника равняла под застройку старое кладбище, кости так и лезли из земли наружу — словно мертвецы норовили выбраться на поверхность, напомнить о себе — глядите, мы здесь. Ребята из нашего микрорайона совершали на место новостройки своеобразное паломничество, враз обратившись в черных копателей и некрополистов.

И конечно, Рыжий с бандой облюбовали это место. Черепа они варили в котелках на заброшенной стройке, чтобы они стали белые и красивые, и расставляли по своему подвалу в качестве украшения. Из костей мастеровитый Сани делал рукоятки для ножей. И специально для Рыжего как-то раз умудрился вырезать из черепа чашу. Говорили, Рыжий из нее пьет. Врать не буду, сам не видел. Но об этом постоянно рассказывали во дворах на районе. И я поверил. И как не поверить, если один из моих ближайших приятелей, Серега, сам притащил как-то раз ко мне домой головы мертвецов.

— Поехали на… — он употребил название микрорайона, где происходило кощунственное строительство, — и принялся взахлеб рассказывать о том, что там можно найти человеческие кости.

Я слушал его с содроганием. Но, боясь прослыть трусом, сделал вид, что рассказ меня не тронул, и поинтересовался нарочито безразлично:

— На фиг они нужны?

— Ты что, — Серега перешел на шепот. — Это же… человеческие… кости…

— И что с того?! — я хмыкнул. — У Сашки Сапрыкина брат в морге работает. Каждый день дохляков видит.

— Ты чего, сдрейфил? — Серега осклабился.

— Сам ты сдрейфил. Мне просто неинтересно.

— Ну и ладно, — сказал он, — сам пойду…

Вечером кто-то позвонил в квартиру. Я пошел открывать. За коридорной дверью стоял Серега с холщевым мешком из-под картошки.

— Мам, это ко мне, — крикнул я.