Эндрю Шон Грир - Невозможные жизни Греты Уэллс

И лишь позже, когда пришел Феликс, когда я увидела его смеющимся, в сюртуке и с цилиндром в руках, я почувствовала, как сердце смешно встрепенулось у меня в груди – словно собака, которую на несколько дней оставили одну. «Феликс!» Он посмотрел на меня с любопытством. Лицо его, от подбородка до аккуратно причесанных волос, уже раскраснелось от вина, и выглядел он еще более хрупким, чем обычно. Белая роза в петлице завяла. Я потянула его к себе, но, как только заговорила с ним, поняла, что ошиблась: он явился давно и какое-то время скрывался в гуще толпы, а сейчас подошел попрощаться. По его словам, он направлялся на другую вечеринку.

– Я пойду с тобой, – заявила я.

– В другой раз, пышечка, – сказал он, густо покраснев. – Замужним дамам там не место.

Было ясно, что это ложь. Я засмеялась:

– Я ведь могу делать все, что хочу, не так ли?

Феликс удивился. Еще раньше он вытащил из петлицы розу и теперь теребил ее, роняя лепестки в чашу. Моя реплика заставила его застыть на месте.

– Знаю, в моих устах это прозвучит странно, учитывая то, как я вел себя в последние годы… – сказал он со смехом, но тут же посерьезнел и потер подбородок. Я видела, что он подыскивает нужные слова. Потом он сказал кое-что действительно примечательное: – Я все-таки хочу, чтобы ты думала о репутации нашей семьи. Через два месяца я женюсь на дочери сенатора. А для них это очень важно.

Я поинтересовалась, что он имеет в виду.

– У тех, кто собрался здесь, полно всяких идей, – многозначительно произнес он. – Свободная любовь и все такое. Поверь мне, не надо этому поддаваться. Ради меня, Грета.

Стоит перемениться погоде, и мы становимся совсем другими людьми. Расщепляется один атом, и мы уже не те, что прежде. Стоило ли ожидать, что мой брат окажется таким же, каким я его знала: беззаботным, энергичным, смелым, эгоистичным, глупым, пьющим, курящим, хохочущим во весь рот? Как мало надо, чтобы каждый из нас стал другим человеком. Что пережил этот Феликс? Какой пасмурный день, или снегопад, или сошедший с орбиты атом превратил его в ханжу Бэббита? [20] Главный герой романа Синклера Льюиса (1885–1951) «Бэббит» (1922), олицетворение американского обывателя. Помолвлен с дочерью сенатора, разглагольствует о репутации – и это мой брат, в чьем шкафу когда-то висели расшитые блестками платья? Что же, его нельзя изменить? Или, наоборот, это очень легко, как атом легко может повернуться ко мне другим боком?

– Ты сошел с ума, – сказала я и нахально добавила: – Прямо отсюда отправляешься на секс-вечеринку.

Он снова покраснел, на этот раз от злости:

– Я собираюсь на политическое мероприятие очень высокого уровня. Там будет множество высокопоставленных людей.

Я рассмеялась, а он поморщился и, не говоря ни слова, исчез. Лгал ли он только мне или и себе тоже?

Я задержалась на вечеринке гораздо дольше, чем рассчитывала, – главным образом потому, что вновь пришедшие намертво перекрыли выход. Окунувшись наконец во всеобщий пьяный разгул, я сделала несколько глотков версальского пунша, который моя тетя проносила по комнате, – жуткого сладкого пойла из французского шампанского, английского джина, американских лимонов и немецкого медового ликера. Немало пунша уже пролилось на персидский ковер, и я предположила, что горничной не удастся отдохнуть завтра, в день Перемирия. Целый час я беседовала с красивым бородатым учителем в щегольском синем костюме, рассуждавшим о необходимости создать государственную систему здравоохранения. Пианино не смолкало – им завладела девушка, которая пела неизвестные мне песни о любви. Выпивка подействовала: я улыбалась и подмигивала каждому. Потом я посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке.

– Рут, – сказала я, проталкиваясь к тете.

В комнате стоял очень знакомый запах, напоминавший о моем времени; я заметила, что бармен и девушка в длинном зеленом платье, расшитом ромашками, по очереди курят маленькую сигарету. Моя тетя удерживала себя в вертикальном положении, опершись на старинные напольные часы. Ее ожерелье качалось в такт маятнику.

– Рут, я ухожу.

– Как, уже?

– К этому актеру.

– Да? Что? – Затем мои слова дошли до ее затуманенного разума, и она нахмурилась. – Знаешь, он будет очень грустить.

– Ничего, я его утешу.

Она наклонилась назад, мигая огромными глазами:

– Солдаты возвращаются домой.

– Да, да…

– Моя дорогая девочка, – сказала она, подняв брови и склонив голову, – Натан возвращается домой.