Станислав Лем - Бенедикт Коуска. О невозможности жизни

Профессору Б. Коуске я обязан несколькими самыми приятными часами моей жизни, проведенными за чтением его труда «Де импоссибилитате витэ» (О невозможности жизни). В нем излагаются взгляды, определенно расходящиеся с ортодоксальной наукой; вместе с тем нет, однако, и речи о полном помешательстве. Работа его находится на полпути между тем и другим, в той переходной зоне, где нет ни дня, ни ночи, а разум, ослабив путы логики, не рвет их, однако, так, чтобы впасть в невразумительный лепет.

Профессор Коуска написал исследование, в котором доказывает, что налицо — две исключающие друг друга возможности: или ложная в своей основе теория вероятности, на которой базируются естественные науки, или же не существует весь мир живого с человеком во главе.

Бенедикт Коуска начинает с открытия, что теория вероятности — инструмент неисправный. Понятием вероятности мы пользуемся тогда, когда не знаем чего-либо наверняка. Вероятность — это как бы палка слепца, которой тот ощупью отыскивает дорогу. Если бы он видел, ему не нужна была бы эта палка; если бы игрок на скачках знал, какая лошадь быстрее всех, ему не потребовалась бы теория вероятности.

Вероятность появляется только там, где что-то еще не произошло. Так говорит наука. Но каждый понимает, что две пули дуэлянтов, расплющившиеся друг о друга, так же как и ваш зуб, сломавшийся, когда вы лакомились рыбой, о перстенек, который вы нечаянно утопили в море шесть лет тому назад и который проглотила как раз эта рыба, так же как и соната Чайковского, сыгранная попавшим под шрапнельный обстрел складом с кухонной посудой благодаря тому, что шарики шрапнели поражали большие и маленькие кастрюли именно так, как этого требуют ноты, — что все это, если бы оно произошло, представляло бы собой чрезвычайно неправдоподобные явления.

Теория вероятности, — говорит профессор Коуска, — в состоянии сказать, сколько раз нужно было бы повторять поединки, терять перстни и стрелять по кастрюлькам, чтобы произошли названные выше удивительные события. Все это, однако, вздор. Для того, чтобы случилась очень невероятная вещь, вовсе не нужно, чтобы совокупность явлений, к которым она принадлежит, представляла непрерывную серию. Положим, я бросаю сразу десять монет. Шанс выпадения сразу десяти орлов или десяти решек составляет всего 1:1024. Но я отнюдь не должен бросить их не менее 1024 раз, чтобы вероятность выпадения десяти орлов или решек стала равна единице. Я всегда могу сказать, что мои попытки служат продолжением эксперимента, в который входят все прошлые случаи бросания десяти монет сразу. Таких попыток на протяжении последних 5000 лет истории Земли должно было быть неисчислимое множество, так что я как раз должен надеяться, что все монеты упадут вверх решками или орлами с первого раза.

С научной точки зрения безразлично — будет ли некто подкидывать монеты так, чтобы шла непрерывная серия, будет ли он это дело на время откладывать, чтобы съесть в перерыве кнедлик или пропустить рюмочку, или же вообще этим будет заниматься не один и тот же человек, а всякий раз — другой, и не в один день, а, скажем, каждую неделю или каждый год — для распределения вероятности это не имеет ни малейшего значения. Десять монет бросали уже финикийцы, сидя на бараньих шкурах, и греки, спалившие Трою, и галлы, и турки, и те купцы, которые торговали детьми из десятого крестового похода, и Ричард Львиное Сердце, и Робеспьер, и еще десятки тысяч других любителей — совершенно неважно кто. И поэтому мы, кидая монеты, можем считать, что совокупность чрезвычайно велика и наши шансы выкинуть одновременно десять орлов или десять решек просто огромны! «Попробуйте-ка, — говорит профессор Коуска. — попробуйте-ка бросьте! Увидите, что из этого получится!»

Затем профессор Коуска предпринимает обширный мысленный эксперимент, относящийся не к каким-то гипотетическим явлениям, а к тому, что является частью его собственной биографии. Повторим за ним вкратце наиболее интересные моменты этого анализа.

Некий военный лекарь вышвырнул во время первой мировой войны за дверь операционной сестру милосердия, потому что он делал операцию, когда та по ошибке вошла именно в эту дверь. Если бы сестра милосердия была лучше знакома с госпиталем, она бы не спутала дверь в операционную с дверью в перевязочную, а если бы она не вошла в операционную, хирург бы ее не выставил вон. Если бы он ее не выставил, то не вынужден был бы принести сестре милосердия свои извинения, не влюбился бы в нее, не женился, а вследствие этого и профессор Бенедикт Коуска не появился бы на свет как ребенок именно этой супружеской пары.