Натиг Расулзаде: Слияние

Дочь Розы возвращалась из школы, а ему надо было туда идти, и он благодарил Бога за, то что учатся они в разных сменах, шел в класс вовремя, не опаздывая, и там на уроках мирно засыпал, крайне утомленный, пока окрик учителей, или приставание товарищей не будили его и не возвращали к скучной школьной реальности.

Дома мать, кажется, что-то заподозрила, посматривала на него подозрительно, как он ел после занятий в школе, как амбал, как грузчик после рабочего дня, чего раньше с ним не происходило — даже приходилось покрикивать на него, чтобы доедал обед — теперь он ел за двоих, и с одной стороны её, как мать это радовало (какие бы бедные ни были, какими бы жившими на зарплаты отца и старшего брата ни были, им всегда, слава Аллаху, хватало на еду, всегда у неё, хозяйки дома, был готов горячий, жирный бозбаш, или борщ с котлетами, или суп с курочкой, или голубцы с каштанами, а по воскресеньям и плов с мясом), а с другой стороны это, конечно, было подозрительно. Но семья была простая, как и большинство семей в округе, малоимущая семья тружеников, которая не могла себе позволить забивать голову подобными мелочами. И по поводу так неожиданно прорезавшегося богатырского аппетита Эмина и новой привычки спать после школы не было произнесено ни слова против со стороны матери. Пусть лучше отдыхает после занятий, чем околачивается с бездельниками на улице. Отец же со старшим братом — рабочие в типографии — с утра до вечера занятые на работе, мало обращали внимания на младшего: нет пока серьезных проблем и слава Богу.

Встречаясь с Эмином у себя дома Роза постоянно чувствовала себя неуютно, напряженно, кроме тех моментов когда абсолютно забывалась в его объятиях; все-таки полной раскованности не было: она прислушивалась к каждому звуку извне, к чужим шагам во дворике, к покашливанию соседа за стеной, к истеричному крику соседки, постоянно зовущей ребенка домой, к шороху льющейся воды в водопроводных трубах. Это мешало обоим, и однажды Роза предложила ему встречаться у её близкой, давней подруги.

— Я ей все рассказала о нас с тобой, она единственная, кто знает о нас, если только ты никому не рассказывал…

— Может, хватит об этом? — сказал он. — Я тебе уже не раз говорил…

— Ладно, ладно, не сердись, — сказала она. — Просто я ужасно боюсь этого… Посмотри, в каком окружение мы живем… Меня просто съедят, со свету сживут, если, не дай бог это станет известно… А дочь, а Зара?.. Мне даже подумать страшно, если…

— Перестань, — оборвал он её.

— Ладно… Да, что я говорила?…

— О подруге, — напомнил Эмин.

— Да! Она хорошая моя подруга, надежная. Одинокая женщина, тоже разведенка, как и я, но бездетная… — сообщила ему Роза. — А? Что ты скажешь? Ведь здесь сплошное мучение…

Он пожал плечами.

— Ладно.

Они привыкали друг к другу, и в короткое время привыкли так, как муж и жена, прожившие под одной крышей, в одной постели долгие годы. Когда Эмин, выждав минут десять (что каждый раз казались ему вечностью) после Розы, наблюдая, спрятавшись за углом, как она входит к подруге, трясясь от желания поскорее стиснуть её в объятиях, входил в квартиру Сабины, подруги Розы и забыв переобуться — к великой досаде патологически чистоплотной Сабины — надеть приготовленные для него тапочки, бросался к Розе, осыпая нетерпеливыми поцелуями её губы, лицо, глаза, плечи, Сабина скромно отворачивалась, готовясь выйти из квартиры, а Роза, будто оправдываясь, произносила в сторону подруги, задыхаясь от счастья:

— Соскучился…

— Да вы же вчера виделись! — улыбалась добродушно Сабина. — Ладно, пошла я… Роза, будешь уходить запри, ключ положи под половичок…

— Знаем, знаем, — отвечал за неё Эмин. — Слыхали уже. Положим. Запрем и еще раз положим.

— Как смешно…

Сабина повторяла одно и то же из предосторожности, чтобы подруга не забыла и по рассеянности (что появилась у неё в последнее время, удивляя Сабину) не унесла бы ключ с собой. Она сдержанно улыбалась в ответ на реплики Эмина, выгонявшего её одними взглядами, и уходила, давая влюбленным голубкам побыть одним. И что же они вытворяли, эти влюбленные голубки, какая необузданная, дикая фантазия просыпалась в обоих, оставленных без надзора, без соседских ушей и глаз, без нужды каждый раз прислушиваться ко всякому шороху, кусать подушку, чтобы не кричать громко, без страха, что дочь вернется раньше из школы и прочее, прочее, что постоянно пугало, нервировало, бесило в квартире Розы.

У Розы вечно не хватало времени, чтобы после их бешеной, неистовой любви полежать, поваляться, поговорить с ним, да и сил тоже не хватало на разговоры, хотя ей так хотелось порой просто полежать рядом, погладить, целовать его, понежиться с ним в постели. Она постоянно спешила, то уколы делать, то на работу опаздывала, то дома надо было быть к определенному часу, потому что назначила своим прыщавым пациентам, то в магазин за продуктами, то надо было готовить обед… Да и мало ли забот у одинокой женщины, которая одна ведет дом и должна ставить на ноги дочь! В отличие от него, не знавшего куда девать свободное время, она о свободном времени могла только мечтать, а так крутилась изо дня в день «как белка в колесе», как она говорила, не стараясь быть оригинальной.