Натиг Расулзаде: Слияние

— Привет!

Произошло все молниеносно, так что человеку неподготовленному могло показаться, что девочка привиделась, а её крик — слуховые галлюцинации.

Через минуту после нее в дверь постучали и, не дождавшись приглашения, вошел молодой человек лет двадцати, поздоровался и уселся на стул возле того стула, на котором только что сидел Эмин. Женщина, было видно, пока все еще пребывала в шоке, который постепенно переходил в простую растерянность, была заторможена и даже не ответила на приветствие нового посетителя. Эмин, кончив умываться, тоже уселся на свой стул, не зная, что делать. Женщина подошла к молодому человеку, оглядела рассеянно его лицо и будто через силу произнесла:

— Нет, пока рано… Завтра придете… А вы, — обратилась она вдруг к Эмину, — пока останьтесь.

При этих словах, сердце Эмина облилось горячей волной радости от неоправданных ожиданий, и он почувствовал, как медленно просыпается и взлетает его воробышек, на лету превращаясь в орла. Но зря он надеялся, зря думал, зря размечтался, забыв поговорку: думай о плохом, но надейся на хорошее. Он и думал, и надеялся, и мечтал только о хорошем, а это понятно: при несбывшихся надеждах приводит к стрессу и дисбалансу в организме, особенно в молодом, темпераментном организме.

— Вот что я вам скажу, — проводив пациента и заперев за ним дверь, налетела на него женщина, потрясая указательным пальцем у него перед носом и сердито перейдя на «вы». — Если только вы осмелитесь кому-нибудь… кому-нибудь… — видно было, что она плохо владела собой, была разъярена до крайности и даже грудь у нее покраснела, но говорила она шепотом, — кому-нибудь о том… что произошло…

И опять её груди были в опасной близости от его носа, его глаз, его рук.

— А как вас звать? — спросил он тоже шепотом.

Она опешила, стала мягче, остекленевший от ярости взгляд утратил свою безадресную направленность, она удивленно посмотрела на него, не находя слов, и первое что пришло ей в голову — ответить на вопрос.

— Роза, — сказала она опять очень тихо.

— Извините меня, Роза, — по-школярски сказал он, поднимаясь со стула. — Я больше не буду.

Но роскошное тело зрелой женщины с ослепительно чистой кожей было слишком близко от него, как он не успокаивал себя, он не мог совладать с собой, и он вцепился в это тело, словно в нем в этом теле, словно в ней, в этой женщине было его спасение, будто она только могла спасти его от чего-то страшного, что мучило изо дня в день, не давало покоя по ночам и старалось опозорить каждую минуту днем.

— Вы… Ты!.. — только и могла произнести она.

Теперь он владел ситуацией и, успешно преодолев несколько раундов утомительной схватки, все ощущал, все чувствовал отчетливо, и обладал ею, как ему показалось бесконечно долго. Он грубо вошел и полностью поместился в ней, причиняя боль и даря наслаждение, она мычала, тихо стонала, закусив зубами край подушки, чтобы не дать вырваться крику, чтобы мычание не превратилось в вопли.

Стоял жаркий июльский день, как не раз уже было сказано, забывчивый мой читатель, и по этому поводу все окна на веранде у Розы были открыты, впуская в квартиру и выпуская из квартиры малейшие звуки в сонную тишину послеполуденного застывшего в ленивом ничегонеделание дворика. Итак, она стонала, он все активнее продолжал свои непристойные телодвижения, и, наконец, она помутневшими от счастья глазами попросила пощады, попросила отпустить её. Но разве он, мальчишка мог понять такие взгляды женщины? Нет, не мог. И домучил её до конца.

Некоторое время оба, отлипнув друг от друга, неподвижно лежали на взмокшей от трудов богоданных постели. Она не в силах была произнести ни слова, а хотела сказать многое.

— Ты… больной? — наконец, отдышавшись, спросила она, чувствуя, что задает ненужный риторический вопрос.

— В каком смысле?

— В смысле: с головой у тебя все в порядке? — пояснила она.

— Ну…вроде бы — да… — сказал он.

Это прозвучало не очень уверенно. Она тихо, переливчато рассмеялась, как человек, которому уже нечего было терять. Этот смех её повлек за собой неожиданные и не очень в настоящее время приятные для неё последствия — он вновь потянулся к ней, но на этот раз она очень решительно и категорически воспротивилась. Резко поднялась с постели, накинула на плечи халат и сказала:

— Вставай. Сейчас ко мне придти должны.

— Кто? — спросил он.

— Такие же, как и ты, — сказала она нарочито сердито. — Прыщавые сосунки.

Он обиделся. Совсем немного, чуть-чуть, но обиделся. Теперь, после того, что произошло между ними, она не должна была его так называть, — подумал он.