Натиг Расулзаде - Слияние

Первые дни после расставания с Розой Эмин ходил как в воду опущенный, все валилось из рук, не мог заниматься, готовиться к экзаменам в конце очередного учебного года, не мог нормально общаться с друзьями, был мрачен, резок с близкими, не отвечал на вопросы, или грубо огрызался. Он успокаивал себя, что Роза покинула его всего лишь на месяц, но тем не менее, месяц для него состоял не из дней, а из минут и мгновений без неё.

Санаторий находился всего километрах в тридцати от города и на пригородном автобусе, отъезжавшем от вокзала, вполне можно было бы доехать до поселка, где находился санаторий за пол часа. Но Роза, уезжая, строго-настрого запретила ему навещать её там: дочь увидит… А ведь до сих пор им удавалось встречаться втайне от неё, только раз она видела у себя дома Эмина с лечебной маской на лице, так что, и дальше пусть не знает об их отношениях, да и какой толк от его приездов, пусть сидит спокойно дома, а через три с половиной недели они вновь увидятся у Сабины, и встреча после долгого расставания станет еще более желанной и их любовь — еще слаще. Так она его убеждала. Но ослепленный своим желанием, он не воспринимал никаких убедительных доводов и, промаявшись несколько дней, все-таки, несмотря на строгий запрет и в то же время боясь рассердить Розу, он отправился в санаторий повидать её.

Приехав в поселок, он стал расспрашивать прохожих и вскоре очутился возле железных ворот санатория туберкулезников. Некоторое время он стоял возле ворот, не зная, что предпринять и где её искать, переминался с ноги на ногу, отходил на пять шагов и возвращался, так что сторож, сидевший возле проходной и попивавший чай из пол литровой банки, окликнул его.

— Тебе кто нужен?

Он не ответил, но подошел ближе. Что можно было ответить на такой в данной ситуации глупый вопрос? Но сторож видимо, привык говорить с самим собой.

— Если хочешь, можешь проходить, сегодня же воскресенье, вход всем открыт, — продолжил пожилой, заросший трехдневной щетиной сторож и стал дуть в банку, остужая горячий чай.

Эти его слова понравились Эмину больше, чем вопрос сторожа, и он нерешительно вошел в ворота и прошел на территорию санатория. Впереди виднелось большое трехэтажное здание. Видимо, основной корпус, — решил Эмин и направился к нему. По краям аллеи, ведущей к корпусу, сидели на скамейках больные, люди пожилые, многие с изможденными, изжелта-бледными лицами, тихо переговаривались, читали газеты, а один старик даже курил, по всей видимости — незаконно, пряча окурок за обшлаг пиджака и каждый раз, воровато припадая к нему, затягиваясь, отворачивался от окон здания.

Он сразу увидел Зару. Она вышла из дверей и остановилась в нерешительности, не зная, куда направиться. Видно было, что здесь для неё скука смертная. Она пошарила глазами вокруг и остановила взгляд на нем. На этот случай он припас вполне достоверное вранье. Она подошла к нему.

— Привет! Что ты тут делаешь?

Он немного удивился такому панибратскому обращению со стороны, как он полагал почти незнакомой девочки, но оказалось, что, несмотря на ту давнюю вонючую маску, которой её мама обезобразила его лицо, она его запомнила.

— Приехал навестить дядю, — ответил он, не моргнув глазом. — У меня тут дядя… А тебя как зовут? — спросил он, притворяясь, что ничего про неё не знает, ничего из того, что рассказывала ему про дочь Роза в редких перерывах между их соитием. Она гордилась дочерью. И не только ему, всем говорила про неё, это была излюбленная тема, конек Розы, и теперь собственное притворство забавляло Эмина.

— Зара. — Ответила девочка. — Зарифа. А тебя?

Он ответил.

— А-а… — сказала она, посмотрела внимательно ему в лицо. — Я как-то видела тебя у нас. У меня хорошая память на лица. Хотя тогда твое лицо выглядело гораздо страшнее… — она коротко звонко рассмеялась. — Помнишь? Мама мазала тебе лицо своим знаменитым раствором. Ну, как, помогло?

— Как видишь, — сказал он. — Твоя мама волшебница.

Тут как раз на крыльцо корпуса вышла волшебница и, увидев его, да еще и разговаривающего с дочерью, тихо ахнула про себя, охваченная давней, почти позабытой тревогой, когда она с ним прислушивалась ко всяким шорохам, занимаясь любовью.

— Здравствуйте, — сказал ей Эмин недрогнувшим голосом, хотя при виде её сердце у него дрогнуло, затрепетало и стало больно ударяться в грудную клетку.

— А! Здравствуйте, — улыбаясь через силу, ответила она. — Что вы тут делаете?

Если б не улыбка, этот вопрос для него прозвучал бы зловеще.