Михаил Юдсон - Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях

Гм, искушение… Это будет тебе дорога к Пуст-Озеру, а Заманиловки никакой нет… Я, право, на месте барыни просто взяла бы да уехала в Штутгарт… Ведь недаром в утопическом будущем Израиле — «Альтнойланде» Теодора Герцля — все говорят на немецком.

Вечный в наших палестинах, родимых равелинах вопрос: и что делать? Там: влачить, христарадничать, сотрудничать в газете «Беднота»? Тут: проскрипционные списки по домоуправлениям давно разосланы, крестики мелом на дверях обновлены, вагонетки в мерзлоту и те, говорят, подогнаны, ждут…

«Ехать, ехать вдаль, надолго, непременно ехать!» — как призывал один опытнейший эмигрант. Натянуть башлык на картуз и поручить себя провидению! Тем паче плакать, сидя на полу, по мне некому. Я одинок, увы (ура?), и сам стираю свой хитон.

Из баллад о заграничном паспорте хорошо известно, что на поиски его отправляются в Овир. Все Овиры с некоторых пор располагаются в подвалах всех домов (как некогда — на чердаках). Обретение паспорта, или, как в Овире говорят, — добыча, дело трудоемкое.

Сказано же: «Врата Овира мрачны и замкнуты». Облы, узорны… Не лаяй, не кусаяй…

Пошел в подвал. Овир закрыт на заутреню. Узкая каменная лестница, ведущая вниз, была основательно истоптана грязными башмаками — чувствовалась, ох, чувствовалась когтистая лапа Неотвратимости. Сырость, решетки. Так, вообще, чистенько. Народу немного, но есть. Я занял очередь, дождался следующего, объяснил, что у меня тесто подходит, и побежал домой греться. Скоро снова пойду.

Ходил. Овир закрыт на уборку.

Наконец-то — открылась лавочка! Чинно ожидаем в посыпанном хлоркой коридорчике на стульях вдоль стены. За дверь, обшитую стеганым коричневым дерматином, вызывают по одному. Сидящий рядом со мной мужичонка — низенький, рыжеватый, рябоватый, лысоватый (в общем, типичный мастеровой, ходивший под знаменем Башмачкина) — ныл и кряхтел, что вот собирается он в Соединенное Королевство, есть у него задумка — переписывать Островную энциклопедию своими словами, да боится, в ихнем офисе начнут под килем протягивать, скажут — осади назад, официальная формулировка: «На ваше лицо аглицких бритов нет».

— Не впустят и не подкопаешься — что мы, рыжие? — сумрачно вступила в разговор очередь.

— В каждом видят беглого сипая… С зашитым в шапке письмом Григория товарищам…

— Да не больно и надо. У них там, пишут, хрислам и сухой закон.

— Бардак да кабак! — смачно сплюнул кто-то под ноги. — Жемчужина у моря!

— А на Русь гадят, дизраэли, давно отмечено…

— То-то я гляжу… Просвещенные мореплаватели!

На стенах в коридорчике имелись инструкции, учащие, как заполнять анкету для скромного временного загранпаспорта и для желанного Пашпорта на Вечную Носку, то есть для отъезда на постоянное теплое местечко жительства. Также разъяснялось, что вот, оглоеды, ежели кто продаст мать родную, рванет с концами, а потом вдруг решит вернуться на родное пепелище — пожалуйста, господа, все простим, вот образец для податия соответствующей челобитной. И там же висел плакатик: «Кричали и плакали на корабле, им вторили с берега, и все это сливалось в надрывающий душу стон. Тут только я понял, что это корабль с ссыльными, осужденными плыть в американские колонии. Р. Стивенсон».

Дошел черед и до меня. Я пхнул брюхом забухшую дверь и вошел. За столом в дальнем углу сидели, как мне, слабовидящему, показалось, Бабушка и Красная Шапочка. Подойдя поближе, я обнаружил, что Шапочка была юная, круглолицая и носила погоны старшего прапорщика. А вот Бабушка оказалась знакомой уже бабкой-почтальоншей! Все в той же плащ-палатке она хмуро громоздилась рядом, вытянув из-под стола ножищи в кирзачах-гуанодавах, заляпанных подъездным навозом. Оробев, я затоптался посреди залы.

Шапочка грациозно вышла из-за стола — ладные полусапожки, юбочка до колен, полевая сумочка через чудесное плечо (а в ней — явные пирожки! Ну и села бы мне на пенек…)

— Уезжать зашли? Надумали? — ласково спросила прекрасная овирщица.

Она непринужденно взяла меня под руку и подвела к столу.

— A-а! Очухался? Дотумкал? Пришкандыбал? Напекло? — удовлетворенно процедила бабка, угрюмо покачивая головой.

Я испуганно молчал.

— Не хотите с нами разговаривать? Вас кто-нибудь обидел? — деликатно вопрошала Шапочка.

— Плетей дать ему — враз заговорит! — пренебрежительно бросила бабка.

— Вы наслушались злых, нехороших людей, — горячо говорила Красная, поглаживая меня по шерстистой лапе. — А у нас довольно давно уже в железа не заковывают, всем вольную дали, вам разве Манифест по дворам не читали? Сейчас требуется только разрешение от соседей, что они не имеют к вам претензий, потом сниметесь с учета в военкомате и выпишетесь в домоуправлении, заполните анкеты в двух экземплярах, приложите шесть фотографий альбомного образца, припасете пошлину и все это добро доставите к нам. И мы вам сразу по истечении отведенного срока выдадим паспорт, видите как хорошо…