Михаил Юдсон - Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях

Показался утыканный горящими факелами ханский Курган. На вершине его громадная каменная баба-синильга, распахнув хлебало в матерном крике, занесла огромную метлу над обуялым страхом городом: «Ратуйте, крестославные! Идет орда рогатая, очередная! Шеломы блестят, шаломы слышатся… Прибудет много жида и пребудет их царствие…»

На соседней скамье бархатно, успокаивающе повествовали:

— Э-э, батенька, вспомните Русское Ханство — экая катахреза! — а ведь было же… Так и Московская Синагога, сей злой оксюморон… «И желтым звездам на забаву даны клочки твоих знамен…» Так что, брат мой, усталый, страдающий брат, — не падай душой! Сгинет все несметное, канет, распашется, как поле, — а Русь останется!

Илья уткнулся лбом в стекло и обозре очима своими семо и овамо. Далекие светлячки ночных церквей, лампадки в окнах домов. Там живут. Там не спят, спорят до посиненья, что огненней — пещь али геенна. Там дрожат всенощно возле ржавых ледяных радиаторов от ужаса грядущей Парниковой Напасти, напущенной злокозненными мудрецами-опарышами известного роду-племени.

Желтенькая, жалкенькая звездочка, я повторяю имя — звезда Кац, висела над Москвой — мерцающе светила, пульсировала, колядовала — гори, гори, не надо ора, все к лучшему в этом христианнейшем из скотных дворов других миров. И пусть даже дадут по тебе мешалкой, ан печатные пряники все-таки снимают со шкафа, влезая по лесенке приставной…

А электричка, наконец, докатилась, устало раздвинула двери, и все высыпали на морозный перрон. Скитаний пристань, Рим-Три. Вновь твердая родная почва под ногами — асфальт («жидовская смола», как убеждал толковый падаль Владимир Иваныч).

Они шли по перрону сплоченной дружной бригадой — Илья и его десятый «В», распевая «Почуй себя снежинкой в общем паде…» Симбиоз крепчал! Ах, мой Яхве, братание бродило в стылой крови. Это, кажется, у Пятачка или у самого Святаго Пуха висела над жилищем скрижаль: «Посторонним В». Своим В! Ибо и братья десятого поверили в него!

У спуска в подземный переход сподвижники и их Илья остановились.

— Пора домой, — вздохнула Лиза Воробьева. — Приближаться к человеческому жилью.

— Метро закрывается. Архангелы расступаются, — прогудел Евпатий. — Вот теперь, вдосталь погуляв, свежими и отдохнувшими, и можно приступать к выполнению домашнего задания.

— Надо еще зайти к подшефным, в пятый «В», — напомнил Ратмир.

— Передавать опыт и знания? — не удержавшись, ощерил рот с огрызками зубов Илья. — Как грамотно обложить данью приготовишек?

— Нет, — покачал головой Ратмир. — Мы просто учим малых сих Братству. Пусть они начнут раньше, чем мы. Больше шансов. Авось воздастся…

— Хорошо бы в ночное успеть, Павлуша зовет, — озабоченно заявили братья Волокитины. — Помочь просил патрулировать, трясти разжиревших лавочников. Только уж больно нынче холодно, опять ларьки жечь придется…

Илья вспомнил батьку-«архангела» и поежился.

Ратмир, внимательно смотревший на Илью, протянул ему круглую выпуклую пластинку — все тот же «щит пращуров» с выбитым «XV».

— Это значит: десятый «V», — объяснил он. — Победный! Не потеряйте, Илья Борисович. Лучше всего повесьте на шею, вот тут дырочка для веревочки. Это опас, пропуск. Всегда и везде, в любую погоду.

Разбитная Капитолина Федотова, внезапно зардевшись, сунула Илье записочку: «Элия + Капитолина. Дав. вмес. делать уроки!!!»

Евпатий приобнял доверительно:

— Род-то ваш древний, от Сына Звезды, вот уж был бой-воин… Может, предания какие сохранились, приемчики?

Мальчик, хныкая, извлек из отрепьишек зеленый леденец на лучинке:

— Хотите лизнуть на дорожку, отец учитель?

— До свиданья, Илья Борисович! — заговорили все. — Вале! Всего доброго! До завтра!

— До завтра! — помахал Илья.

Он стоял и смотрел, подбрасывая опас на ладони, как они сбегают по ступенькам.

«А как же я? — хотелось крикнуть ему. — Позовите меня с собой, братца-прозелитца! Я стану бродить по классам и учить, что основа мира — Единое. «Возьмите веник, — буду говорить я. — И слушайте притчу». И, кстати, я тоже хочу постоянно выигрывать, а не изредка выпрашивать».

Хотенье такое принесло неожиданный результат. Откуда ни возьмись, возникнув из вокзального охлоса, возможно, слепившись из белка падающего снега и желтков лунного света, — на Илью налетела Василиса — в той же разбойничьей, невероятной роскошной шубе до пят, схватила его за руку:

— Ты здесь… Где ты ходишь, я вся обыскалась, пойдем скорее…