Наталья Кременчук - Смерть на фуршете

— И кому на этот раз дали?

— Откуда я знаю! Объявят. Что это у тебя так благоухает? — Трешнев кивнул на Ксенину сумку.

— Киевские ковбасы ! Муж передал с оказией.

— А он что у тебя, в Киеве? В такую жару передал?

— Приятель мужа летел в Москву, а муж меня любит и знает, что я от украинской колбасы просто-таки умираю.

— Что, у вас на работе холодильника нет? Пока еще домой доберешься!

— Он, кстати, и бутыль медовой с перцем передал…

— Ну и муженек у тебя… Супруге — бутылку водки! Авиарейсом!

— Это он для тестя, то есть для отца моего. А ему сейчас никак нельзя. Обследуется. Так что хочу угостить тебя.

— Это прекрасно! Но ведь угостить, а не отравить испортившимся продуктом! Порой и дезинфекция водкой бессильна.

— Да, Трешнев, ты умеешь говорить комплименты!

— Как заметил земляк твоего мужа, правду говорить легко и приятно.

— Слушать не всегда приятно. Хотя начинаю привыкать… Ладно! А почему в Музее Пушкина церемония?

— Где еще? Премия несколько раз меняла спонсоров: то губернатора какого-нибудь подоят, то бизнесмена нестоличного заинтересуют… Музея Салтыкова в Москве нет. Родовую усадьбу в Спас-Угле так и не восстановили, хотя советская власть клялась и почти что божилась… Теперь там только бобры свои хатки строят… В Твери или в Кирове-Вятке, где есть его музеи, устраивать фуршеты при таком колеблемом финансировании накладно… Что же, туда жюри и литературную тусовку спецпоездом или хотя бы спецэлектричкой возить?! А потом кто-то вспомнил, что Салтыков-Щедрин не только окончил Царскосельский лицей, но и был там провозглашен «Пушкиным тринадцатого выпуска». Сообщаю для выпускниц филфака известный историко-литературный факт: в лицее была традиция определять на каждом курсе самого литературно талантливого и давать ему такой титул, по номеру курса. Потому и стали вручать «Губернскую Щедринку» в Музее Пушкина.

Так они, с киевскими ковбасами , вошли в залитый светом атриум музея. Никто ничего не спросил. Такое впечатление, что Трешнева здесь знала даже охрана, ибо у других входящих пригласительные придирчиво проверяли.

Когда она сказала о своем наблюдении Андрею, он рассмеялся:

— Это ничего не значит. Все зависит от обстоятельств. Вот на Горьковской премии всегда бывает Людмила Путина, и, поскольку она по статусу «охраняемое лицо», попасть на церемонию с улицы почти невозможно. Даже для профессиональных халявщиков. Кстати, от отношения организаторов к халявщикам тоже многое зависит. Одни к ним относятся равнодушно, как сегодня, другие, наряду с Гришей Бурцевичем, пытаются бороться. В этих же стенах несколько лет назад, на вручении Новой Пушкинской премии, бригада халявщиков в течение трех, много пяти начальных минут после объявления фуршета вынесла подчистую всю деликатесную часть со столов. Как это им удалось, осталось загадкой даже для нашего всезнающего и всеопытнейшего президента Академии фуршетов. Этим, однако, дело не ограничилось: в тот раз из-под носа официантов так же вынесли весь коньяк и виски…

— А может, это сами официанты…

— Согласен, фуршетные официанты — это особая каста, но координатор премии, моя подруга Катя, проведя тщательное расследование, официантов оставила вне подозрений. И на следующий год организовала целый комплекс мероприятий по защите фуршета от халявщиков. Достаточно сказать, что проходили сюда все мы, приглашенные и дважды перерегистрированные, не через этот, главный портал, а какими-то служебными путями, через подвалы с коммуникациями, чуть ли не ползком. И теперь представь: когда мы вчетвером, желанные гости: Инесса, Воля, президент и я — все в пыли и паутине, вышли наконец к месту действия, первые, кого увидели, были нетерпеливо расхаживающие по этому фойе покойный ныне Позвонок, Парасолька и Амазасп Гивиевич!

— Ну, ты врешь! — воскликнула Ксения.

— Вру, что в пыли и паутине?!

— Врешь, что с вами была твоя изысканная Инесса!

— Как раз не вру. Можешь сама у нее спросить. Она же пе-да-го-ги-ня! Ежедневный опыт работы с детьми. Без авантюризма не выживешь.

— Бог с вами! Мне надо сдать сумку в гардероб…

Затем вновь поднялись в атриум, и Ксения в который раз за эти майские дни оказалась в теперь уже полузнакомом, но по-прежнему полуфантомно-полуфетишном мире литературной Москвы.

Вновь впечатляло предвкушающее скитание десятков разношерстно одетых, в основном уже немолодых людей, пока без тарелок и бокалов в руках. Явно, челябинско-трешневский метеорит нанес бы свободной русской литературе немалый урон и здесь.