Наталья Кременчук - Смерть на фуршете

— Интересно, это как-то связано с убийством Игоря Горчаковского после вручения премии «Новый русский роман»?

— Опосредованно — нет сомнений. Я ведь смотрю и другую прессу, и телевизионные новости, и Интернет. Так что мне интересно, куда он вывернет.

— А что говорят по поводу убийства СМИ?

— Надо заметить, информационный повод сохраняется. Ведь убийца или скорее убийцы не найдены. Я уже не говорю о заказчиках. Пресс-служба Следственного комитета делает лишь общие заявления о продвижении расследования. Зато Интернет и массмедиа бурлят. Многие связывают это двойное («А на самом деле тройное!» — вспомнила Ксения о так и не увиденном ею покойном Позвонке) убийство с исчезновением одного из финалистов премии, Антона Абарбарова. Считают, что он к этому как-то причастен.

— Мне рассказывал один знакомый, — сказала Ксения, — он был на этой убийственной церемонии, что Абарбаров быстро напился и ушел еще до убийства Горчаковского.

— Ну, не знаю… В одной из публикаций корреспондент, ссылаясь на некий компетентный источник, говорит, что действительно Абарбаров был пьян и его в мертвецки пьяном виде обнаружили спящим где-то в задних рядах пустого зала. Но, извините, сыграть пьяного проще, чем пьяному сыграть трезвого, — это старая актерская истина. Ушел он позже, вместе с другими, после проверки. А потом исчез… Я, кстати, Антону только сочувствую: какие-то антисемиты уже раскопали в его родословной еврейские корни и теперь пишут в своих блогах и форумах об очередном заговоре мирового сионизма против русской литературы и культуры. Хорошо, конечно, что Алла Гербер и другие правозащитники тут же выступили с заявлениями и напомнили погромщикам и о презумпции невиновности, и о том, что, возможно, и сам Антон стал жертвой преступников, но факт есть факт: на каждый роток не накинешь платок…

Из рутины рабочего дня Ксению вывел, как уже стало привычным, звонок Трешнева.

— Новости есть? Борис не звонил? — Он расспрашивал с таким напором, будто руководил бригадой следователей по раскрытию фуршетного убийства.

Затем сообщил, что сегодня у него намечены важные встречи на церемонии вручения «Губернской премии», коротко «Салтыковки» или, еще короче, «Щедринки»…

— И такая есть?

— Есть и такая! Встречаемся у метро «Кропоткинская».

Встретились.

— Куда мы идем?

— Не куда — а зачем! Мы всегда идем на фуршет. Это поле нашего общения — поле нашей жизни. Но, как говорят продвинутые пердагоги, нужна замотивированность. Объедалово и опивалово быстро становится банальностью. А мне надо поговорить с компетентными людьми.

— Как понимаю, опять по убийству Горчаковского, господин следователь?

— Нет! Убийством занимается твой славный брательник. А я хочу оказать ему профессиональную помощь. Выступить, так сказать, литературным консультантом. Меня интересует творческая биография покойного.

— Очень интересно! Я тебе говорила, что на диске, где Пелепенченко читает главы из романа Горчаковского, это главным образом именно крымские главы, которые отметила Инесса?

— Не говорила! Ты — молчала! И ты молчала?! Дай твой диплом филолога — порву его на мелкие клочки!

— Это ты дай мне свой диплом литературного работника — и я его порву! Ты что же, не слушал запись?! — Ксения, воспользовавшись случаем, легко потрепала его за ухо, несколько оттопыренное, что ей особенно нравилось. — Ты считаешь это важным?

— Кто это спрашивает? Что ты вообще делала во время учения на филфаке?!

— Влюблялась! — гордо бросила Ксения, но этот протест, провозглашенный над бездной, Трешнев пропустил мимо ушей.

— Надо было на лекции ходить. Хотя бы иногда!

— Вот и просвети меня сейчас, в формате последипломного образования: что это за «Щедринка»?

— Как ты, наверное, догадываешься, она связана с именем гения русской и мировой сатиры Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина…

Ксения показала академику-метр д’отелю язык.

— В России имя лакомое, поэтому салтыков-щедринских премий, по-моему, две или три. Но эта — самая известная. Официальное название — «Губернская литературная премия имени Салтыкова-Щедрина», и дают ее преимущественно писателям, живущим за пределами Москвы и Питера, пишущим о российской глубинке… То есть добротный середняк. «Губернские очерки» Щедрина читала?

— В университете, — отважно соврала Ксения и правдиво уточнила: — Андрей, ты забыл: я лингвист!

— Перечитай, лингвист! Поразишься, как мало что изменилось. А говорят: обличитель самодержавия. Нет! Препаратор человека и общества как такового!