Наталья Кременчук - Смерть на фуршете

Но в этом мире такой скандал — на несколько минут, и в движении к объявленному фуршету все его тут же забыли. Саму Ксению отвлек случайно услышанный обрывок разговора. Она даже не заметила, что Трешнев куда-то исчез.

— Что-то живое в литературе еще способны произвести, наверное, лишь провинциалы, которые не очень знакомы с законами нашей литературной тусовки, не имеют связей в этой сфере, рассчитывают только на себя. Да, только на себя… — Ксения обернулась и увидела Самого , с доброжелательной важностью вещавшего невысокому, нелитературно выглядевшему крепышу с небольшими щегольскими усиками.

Тут Ксению толкнули, и, пока она выслушивала извинения и ползала между рядами, пытаясь собрать выпавшие из любимой, слегка потрепанной сумки карандаши, закладки, пудреницу, блестящие цилиндрики с наполовину оторванными туловищами помад, Сам и крепыш удалились.

Один из цилиндриков — «Сислей», подарок мужа, жалко! — закатился под крайний стул. И хорошо сделал. Иначе бы она не услышала еще один разговор:

— Заказ, я думаю, тянет тысяч на двенадцать. В евро, разумеется.

— Никаких проблем! Сделаем реально качественно и красиво!

Разговаривали двое: начисто лишенный красок, бесцветный мужчина, эдакий социальный альбинос, даром что в дорогом синем костюме и дорогущем галстуке, и высокая, яркая шатенка. Не свои, не «щедринского» круга. На ком еще из «щедринских» дам увидишь голубую накидку, отороченную белоснежным горностаем с крапинками черных кончиков хвоста?

Ксения оставила в покое сумку, вылезла из-под стула и сделала вид, будто рассматривает бронзового Пушкина, по праву несменяемости навечно водруженного здесь. Затем можно было полюбоваться и копией известного портрета Салтыкова-Щедрина, прилаженного к подножию солнца нашей поэзии . Ксении до аллергического зуда хотелось узнать, кто кому, а главное, кого заказал .

— Оформляем договор, и вы все устраиваете мне по высшему разряду.

— Оснований для беспокойства нет! Супруг останется реально довольным. У вас юбилей или презентация?

— Юбилей. Мужу шестьдесят… пять…

— Значит, банкет. Да, оформляем! За вами только меню, а инвентарь, ну там печи, гриль, посуда, развоз гостей — это все наше.

Стороны перешли к обсуждению деталей.

— Погодите, я должна записать…

Дама достала из сумки желто-коричневый, с пятнистым рисунком, бархатистый блокнот. Вряд ли «под». Не имитация, наверняка натуральный. При мысли о невинно убиенных безобидном жирафе и юрком горностае Ксения едва не заплакала.

— А места хватит? — вдруг спохватилась заказчица.

— В этом зале может разместиться до полутора тысяч человек! — авторитетно заявил безликий представитель фирмы «Бест фуд». О названии фирмы — Ксения покинула пост и подошла ближе — уведомляла надпись на бейджике.

— Что вы! Мне столько не надо! У меня только четыреста пятьдесят… — испугалась дама с горностаем. «Жираф» выпал из ее рук, и в тот же миг был поднят услужливо-расторопным менеджером. — И писатели. Да. Десять.

— Что «писатели»?

— Хотим позвать писателей… Штук… Человек десять. Больше не нужно.

При этих словах бесцветный вдруг изменил себе и пошел пятнами. Впервые на его тусклом лице появилось некое подобие чувства. «А на кой тебе писатели?!» Заказывали на его памяти разное: певцов, актеров, режиссеров. Попрыгать, поплясать… Но писателей? Нет, писателей еще не приходилось…

Тяжело вздохнув, «Бест фуд» вспомнил, зачем он здесь и какой процент ему причитается, и, предупредительно шаркнув левой ножкой, подался несколько назад.

Что и говорить, приведет он писателей. Как говорится, не уходя с этого фуршета. Вон их сколько! Прозаики, поэт на поэте… Да и драматургов тоже подобрать не составит особого труда. Люди общительные…

Атриум Музея Пушкина был не только местом встреч литераторов всех мастей. Под обаяние усадебной жизни успели попасть бизнесмены, шоумены, конгрессмены и прочие рекордсмены современных капиталов. Им и карты в руки, и пряники печатные, и заморские вина.

Атриум отдается всем. Никому нет отказа. Зачем?

Богатые хотят платить?

Пусть платят.

В «Онегинском зале» столы, слава богу, для них еще не накрывают. Пока.

А захотят Кириллы Петровичи — что ж, придется отдать и Онегина, и бронзу, и фарфор.

Фуршета час давно просрочен.

Где Трешнев?

Не сбежать ли от всего этого великолепия?

Ксения поискала взглядом крепыша и Самого . Но тот уже, видимо, свое сегодняшнее высказал. Взяв собеседника под руку, величественно двигался в ту часть зала, где было готово продолжение праздника.