Ярослав Питерский - Падшие в небеса

— Зачем ты опять пришел? — лицо Клюфта было спокойным и даже немного румяным. Андрон Кузьмич внимательно рассматривал лежавшего на кровати человека. Он понял, он подметил, что этот человек изменился, он стал вроде как моложе.

Или ему казалось, что он сталь моложе. Но какая-то печать здоровья и уверенности вновь опустилась на это старческое лицо. Он изменился, Маленький хмыкнул и опустил глаза. Он не хотел смотреть на Клюфта и одновременно говорить с ним. Он хотел говорить с ним, не видя его лица. Так было спокойней, так было надежней и уверенней. Говорить словно с внутренним голосом.

— Ты пришел вновь бередить мне память? Ты, что не понимаешь, мне противно на тебя смотреть, — как-то лениво говорил Клюфт.

— Нет,… ты ждал меня, — проскрипел Маленький.

— Ждал тебя?! С чего ты взял?! Мне, что делать нечего?! Меня кстати, выписывают и, кстати, есть люди, которые обо мне позаботятся, так, что приносить сюда фрукты было не надо, я все равно их есть, не буду…

— Отдай медсестрам. Значит, говоришь, что выписывают…

— Да, но вот зачем я тебе это сказал, не знаю. Ты не вздумай припереться. Я не хочу, что бы мои родные люди видели тебя. Просто не хочу. Начнут вопросы задавать, что я им отвечу?

— А ты скажи правду, скажи. Ведь ты любишь говорить правду?!

— Про тебя? Нет, не буду…

— Почему?…

— Стыдно. Мне за тебя и себя. Стыдно и противно. Правду нужно говорить вовремя, а не через шестьдесят лет. Кому нужна, правда, через шестьдесят лет?

— Странно, что это ты говоришь? А я думал, что, правда, нужна всегда, ты же вроде сам там считал всегда? Ты же чистеньким хочешь быть?!

— Считал, но сейчас передумал. Передумал, не хочу своей правдой делать другим больно. Родным людям. Пусть живут спокойно. Потому как, правда у нас с тобой уж очень страшная и больная! Так что не тревожь меня. А то я…

— А то, что ты? Мстить мне будешь?

— Ну об этом я тебе не скажу но знай одно, не оставишь меня в покое получишь проблему на старости лет.

— Я бы рад оставить тебя в покое… да не могу. Вполз ты опять в мою жизнь. Вполз и собираешься, как я вижу в ней остаться. А мне это тоже не нравиться! — уверенно и медленно сказал Андрон Кузьмич.

— Ты о чем это?! Ты опять?! — разозлился Клюфт. — Вали отсюда сволочь! Маленький довольный улыбнулся. Он был словно рад, что у этого человека была такая реакция на него: «Эмоция,… если есть эмоция, значит уже хорошо и не важно, какая она отрицательная и положительная, человек должен выражать эмоции и лишь тогда можно что-то сделать, а когда человек безразличен, это уже совсем плохо, безразличными бывают лишь трупы. Живые трупы,… да есть такие, и они-то самые опасные, опасные и коварные. Это из-за них происходит все непоправимое и неправильное. Согласные на все и без эмоциональные. И еще животные. Они тоже у них эмоция на уровне инстинкта, на уровне заложенной в уме программы, с ними тоже опасно. Но тут есть эмоции, значит не все потеряно. Не все! Но что я хочу от него, от этого человека, сочувствие, сострадание или участие в моей жизни? Но зачем, зачем мне это надо! Он же совершенный антипод, он мой враг? Зачем мне сочувствие врага?» Маленький закрыл глаза и отвернулся. Он опять сказал куда-то в пустоту, в стену словно сказал сам себе:

— А ты я вижу, можешь быть грубым и жестоким. Можешь. Жизнь все-таки научила тебя быть жестоким, — сказал Андрон Кузьмич. — Но ладно, мы еще подискутируем о нашем прошлом. Я тебе это обещаю. А сейчас я хочу тебе напомнить про свою просьбу. Вернее про нашу с тобой проблему. Про внука твоего. Я вот поэтому и хочу прийти на выписку. Ведь он тут обязательно появиться? Посмотреть на него хочу, кого там моя внучка выбрала?

— Ну, ты и сволочь! У тебя ничего святого нет. Мою жизнь растоптал и внука моего хочешь втянуть в свой омут? Нет, не дам!

— Да пошел ты! Никого я не хочу втягивать! Просто я не хочу, что бы моя любимая внучка страдала вот и все! А до внука твоего мне дела нет!

— Так что же ты хочешь тогда?

— Да ничего, хочу, что бы ты тоже мне помог. И внука своего направил куда надо и как надо. Ты же, как я понимаю ему дорог да и нет у него кроме тебя никого. Так ведь? Клюфт тяжело дышал, он внимательно смотрел на Маленького. Внутреннее отвращение и опять, опять это уже забытое перед этим человеком, волнение, опять непонятный страх! Страх вернулся!

— Я не буду тебе, ни в чем помогать и не рассчитывай! Я не буду вмешиваться в личную жизнь родного мне человека!

Андрон молчал, он ждал, что ему так ответят. А вот Клюфт заволновался, сначала он хотел наговорить гадостей этому наглому и циничному человеку, человеку который многие годы был символом смерти и разлуки. Хотелось, но осадил сам себя. Он насторожился и решил не спешить. «Если он что-то задумал, то постарается довести до конца, но тут суета может быть излишней. Надо ждать, ждать и выбирать момент. Иначе нельзя на этот раз права на ошибку я не имею» — решил внутренне Павел Сергеевич.