Жозеф Кессель - Всадники

Как вор, боящийся быть узнанным, Уроз наклонился к загривку коня, чтобы подольше скрывать лицо. Его щека коснулась гривы жеребца, и он почувствовал, какая у него всклокоченная и липкая щетина. Он инстинктивно пощупал свое лицо и впервые подумал, до какого состояния дошел. Грязная борода… ввалившиеся щеки… Все кости наружу… Запавшие глаза… гноящиеся веки… Скелет, неповоротливый скелет в отвратительных лохмотьях. И распрямился. Ну, кто сможет узнать в несчастном всаднике на загнанной лошади гордого Уроза, сына славного Турсуна?

Один из пастухов встал на ноги, встал, как пружина, не прикоснувшись пальцами к земле. Он был старше остальных. Сухой, поджарый. Весь из нервов. Седая голова, седые усы. Но брови, сросшиеся над орлиным носом, были гладкими и блестящими, без единого седого волоса, словно нарисованными несмываемой черной тушью. Эти брови делали взгляд его удивительно живым и проницательным.

– Садись к нашему огню, – пригласил он…

И остановился, увидев искалеченную ногу Уроза. Взял Джехола под уздцы, отвел его к своей, меньшей юрте, снял Уроза и положил на землю.

– Мой саис отстал. И служанка тоже, – объяснил Уроз слабым голосом. – Обойдусь без них. Они слишком устали.

– Не волнуйся. Ими займутся, как и твоим конем… – сказал старший из пастухов. – Слугой у тебя будет мой младший сын, Кадыр.

– Кого мне благодарить за все благодеяния, о, первый оказавший мне гостеприимство в степи? – спросил Уроз.

– Меня зовут Мезрор, я сторожу часть стада Бехрам Хана, – ответил старейшина пастухов.

Он принес седло Джехола, унес свое и пошел за фонарем. Когда вернулся, ноздри его сморщились. Юрту наполнил отвратительный запах гниения. Седовласый старец с черными как смоль бровями хотел было дать совет Урозу. Но ограничился лишь тем, что убавил огонь в фонаре и вышел, пожелав спокойной ночи.

И полог юрты опустился.

Но вскоре полог юрты поднялся.

Сын Мезрора принес Урозу чай, лепешки и рис. Уроз отодвинул еду и стал с жадностью пить. Мальчик не спускал с него умных, живых, нетерпеливых глаз. Но вел он себя так же сдержанно, как и его отец. Когда Уроз напился, мальчик сел, скрестив ноги, возле фонаря. Тишину нарушил Уроз. Он спросил:

– Ты видел моих слуг?

– Видел, – утвердительно кивнул головой Кадыр. Он хотел ограничиться этим ответом, но не выдержал, быстро повернул голову к Урозу, и вся серьезность, которую он собирался выдерживать, исчезла от улыбки, озарившей его лицо.

– И мула тоже видел, – воскликнул Кадыр. – Он большой и сильный. Но, клянусь Пророком, я хотел бы иметь твоего коня. Какой жеребец! Он хоть и грязный, что просто страшно, но видно что…

Он внезапно умолк и опустил голову. Он обещал Мезрору не приставать к больному гостю с разговорами. Но Уроз сам спросил:

– А что они рассказали?

– Что смертельно устали и проголодались, – ответил мальчик. – Больше ничего. Наверное, они уже спят в большой юрте.

– Ладно, – сказал Уроз.

И охотники, и дичь по обоюдному молчаливому согласию решили ничего не рассказывать.

– Очень хорошо… – прошептал Уроз.

Но кто был охотником и кто – дичью? Теперь Уроз уже не знал. Мысли его путались… Воздух в юрте был тяжелый и смрадный. Хотелось спать, но эта духота и вонь… Шея оперлась о седло, и он открыл глаза. Инстинкт самосохранения запрещал ему поддаваться этому оцепенению. Оно было какое-то недоброе, в нем отсутствовала откровенная простота сна, зато чувствовалось нечто скрытное, вязкое, как тина в топком болоте. Не покой его ждал, а погружение на дно.

«Яд от гниения захватывает меня все больше и больше, – думал Уроз. – Если он усыпит меня, я сгнию до конца…»

Но как он ни старался, ресницы то и дело слипались. Его начало охватывать безразличие: жизнь ли… смерть ли… поражение… слава… Он опять открыл отяжелевшие веки. Собрал все силы. Но он чувствовал, что еще раз ему это сделать не удастся…

– Кадыр, – прошептал Уроз, – прибавь огня в фонаре, поставь его мне на живот и позови отца.

Скоро пришел Мезрор. Уроз видел только смутные очертания, только смутный контур лица пастуха. Веки его покраснели, глаза затуманились слезами от долгого смотрения на яркий огонь фонаря.

– Чем я могу тебе помочь? – спросил Мезрор.

– Осмотри рану, – попросил Уроз.

– Я видел… Ее уже ничто не скрывает, – сказал Мезрор.

– Ну и как? – спросил Уроз.

Взгляд пастуха еще раз скользнул по отвратительному месиву, состоявшему из болтавшегося на сломанной ноге черно-синего распухшего, оголившегося мяса, обрывков тряпок, прилипших к углублениям в ране, торчащих, проткнувших кожу острых обломков костей.