Жозеф Кессель - Всадники

Он смотрел на Уроза. В его глазах можно было прочитать и сладострастие, и вожделение одновременно.

– Ты знаешь, сколько ты ставишь? – спросил Хаджи.

– Знаю и хочу поставить, – ответил Уроз.

– А знаешь ли ты, – спросил Хаджи Заман, – что теперь моя очередь выбирать барана?

– Порядок есть порядок, – посмотрел на него Уроз. – Без порядка нет и игры.

Хаджи Заман закрыл лицо руками и стал медленно раскачиваться торсом на скрещенных по-турецки ногах. Потом закричал:

– Хозад! А Хозад!

– Я тут, – прокаркал хозяин ворона.

– Я жду сигнала, – призвал Хаджи Заман того на помощь.

Костлявое лицо приникло к голове птицы, и бледные губы беззвучно зашевелились. Ворон, сойдя с левого плеча Хозада, обогнул его шею и остановился на правом плече.

– Ну, как? – кинул на него вопрошающий взгляд Хаджи Заман.

– Решай сам, о глубокочтимый, – прокаркал Хозад.

Святой человек, раскачивавшийся взад и вперед, дождался, когда туловище откинется назад, повернул голову и сквозь пальцы взглянул на птицу.

– По воле Аллаха, правая сторона будет верным ответом, – нараспев, как пономарь, проговорил он.

Кончив раскачиваться, он опустил руки и предупредил Уроза:

– Ты сам этого захотел, самонадеянный всадник.

Эти слова, произнесенные безразличным голосом, не привлекли внимания соседей Уроза и Хаджи Замана. Там подсчитывали свои убытки и делали новые ставки. Только Мокки, следивший за каждым жестом и каждым словом Уроза, понял, как рисковал хозяин. «Если он опять проиграет, – подумал саис, – у нас не останется ни одного афгани. А надо еще покупать продукты и одежду, чтобы перейти через горы, все более высокие и пустынные!» Мокки видел, как человек в зеленой чалме вытащил из портмоне, один за другим, большие банкноты и сложил их в аккуратненькую стопочку. Все внутренности саиса кричали: «Умоляю тебя, Уроз, останови, останови эти руки! Уменьши свою ставку вдвое или хотя бы на четверть…» Но он ничего не сказал. Он был всего лишь очень молодым слугой. И не имел права мешать Урозу.

В это время послышались голоса, предвещавшие появление новых баранов.

Этих подталкивать было не нужно. Этих приходилось сдерживать. Иначе они выскочили бы и кинулись друг на друга раньше времени. Их вели и за ними присматривали не простые пастухи со скромным заработком, а сами скотоводы, люди солидные и с достоинством. И бараны их не были новичками. Они заранее знали и место, и правила, и нравы, и сразу же сами заняли нужную позицию. У одного была длинная белая шерсть с черными пятнами. Другой был коричневой масти с рыжими подпалинами.

Зрители встретили их громкой похвалой.

– Слава тебе, беспощадный Бич, – кричали первому из них.

– Почет тебе, Гром! Ты всегда побеждаешь и никогда не сдаешься, – приветствовали другого.

По этим крикам Уроз мог оценить достоинства и популярность обоих баранов. На протяжении ряда лет они участвовали во многих боях и все еще были живы. Они победили десятки противников, оглушенных, потерявших сознание или убитых. Но между собой они бились впервые. Так что это был великий день.

Баранам явно нравились похвальные крики, раззадоривавшие их. Они поднимали морды навстречу крикам, которыми их подбадривали. Передними своими копытами они рыли землю.

– Эти бойцы тебе, конечно, нравятся больше, чем мои, – не удержался Амджяд Хан.

Уроз согласился:

– Прошу, забудь и прости мне невежливые мои слова, но признайся, что и тебе эти бараны тоже нравятся больше.

– Из чего же это видно?

– Ты даже забыл о своем наргиле, – подметил Уроз.

Амджяд Хан засмеялся в свою красивую широкую бороду:

– Ты прав, степной всадник. Так уж устроены люди, что самые миролюбивые из них рады зрелищу, где кого-то ожидает смерть. Из этих двух баранов один не уйдет с арены живым. У каждого из них слишком много гордыни и честолюбия.

– В самом деле, – сказал Уроз, – и Гром, и Бич достойны моей ставки.

Крики прекратились. Зрители заключали пари. Бараны замерли. Глядя исподлобья, они изучали друг друга.

Рядом стояли их хозяева. Они не подбадривали их ни словом, ни жестом. Только изредка позволяли себе массировать им ноги.

От этого поведение бойцовых животных менялось удивительным образом. Тело их освобождалось от грубого напряжения. Мускулы расслаблялись от доверия, дружбы, участия. Баран сам поднимал одну ногу за другой и, прежде чем положить копыто на ладонь хозяина, тихонько царапал его шершавым рогом. Потом, совсем как нежный ягненок, клал свою рогатую голову на плечо человека и держал ее там на протяжении всего времени, пока умелые пальцы разминали мышцы и сухожилия ног.