Зоэ Бек - Голос крови

Дети, больные прогерией, часто бывают умнее своих сверстников, сказала ему Карла. Она узнала это от доктора Ингрема. Может быть, из его дочки Флисс получится музыкальный вундеркинд? Фредерик-младший по-прежнему больше интересовался техникой. И уже сейчас проявлял хорошие способности к математике. По всей видимости, ему легко давались и языки, что, вероятно, было следствием двуязычного воспитания. Надо бы отправить парня учиться за границу. Это откроет перед ним гораздо больше возможностей. Немецкие школы не так хороши. «Аппингем», – подумал Фредерик. Это хорошая школа. У него был знакомый виолончелист, который там учился, швейцарец. Тот до сих пор с восторгом вспоминает свои школьные годы в Аппингеме, – по его словам, это было самое лучшее время в его жизни.

Вечером, когда Флисс уже спала, а Джереми наконец-то убрался из библиотеки в свои комнаты, Фредерик позвонил виолончелисту и через час принял окончательное решение. Поскучав немного за телевизором, он решил сходить в библиотеку и взять там у Карлы что-нибудь почитать. Когда он открыл дверь, его сразу же поразил изменившийся запах. Понятно, что от Джереми пахнет иначе, чем от Карлы, но его все-таки удивило, как быстро библиотека пропиталась чужим запахом. Своим лосьоном для бритья куратор словно пометил тут территорию. Фредерик отворил окна, чтобы проветрить комнату. Он постоял перед раскрытым окном, глубоко вдыхая воздух и прислушиваясь к ночным звукам.

По Карле он не соскучился. Напротив, во время его отсутствия на него снизошло глубокое умиротворение. Вилла никогда не давала ему ощущения родного дома, он жил здесь, как в гостиничном номере. Комфортабельные условия его устраивали, но сердцем он к этому месту не привязался. А если честно признаться, то и к Карле он больше не чувствовал сердечной привязанности. Он поискал в памяти образ прежней Карлы, всплыли обрывки воспоминаний, но в душе не шевельнулось даже сожаления о тех чувствах, которые прежде у него вызывали эти картины.

«Ее нет. Она ушла из моего сердца. Она больше не существует».

Вместо печали он испытал облегчение. И в душе у него не было никакого чувства вины.

Едва он затворил окна, как кто-то открыл дверь: Джереми!

Он якобы забыл тут записную книжку.

– Маленький черненький блокнотик, – пояснил Джереми и уже направился было за ним к столу, но Фредерик его опередил, он так и кинулся к тому месту, за которым обычно сидела Карла, и схватил книжечку со столешницы, на которой обычно громоздилась ее почта.

«Как-никак я еще тут хозяин, – подумал он. – Мое слово здесь решающее».

Он молча протянул Джереми его записную книжку.

Только тут Фредерик обратил внимание, как аккуратно все прибрано на столе. Джереми составил лоточки для почты пирамидкой и снабдил их аккуратными надписями. На стеллаже у стены Фредерик обнаружил скоросшиватели, надписанные характерным почерком Джереми. Нельзя сказать, чтобы Карла была неряхой, но ее порядок отличался от педантичной аккуратности Джереми, как небо и земля. На папках значилось что-то вроде доходов и расходов, налогов и кварталов. Фредерик в этом совершенно не разбирался.

– Как хорошо, что она нашлась, – вздохнул Джереми. – Я уж думал, что потерял ее где-то, но потом вспомнил, что в последний раз видел ее у себя на письменном столе.

Кивнув на прощание, Джереми удалился восвояси.

«Ишь ты – у себя на столе! – подумал Фредерик и пошел затворять окна. – Как быстро люди утрачивают то место, которое занимали в жизни окружающих!»

Даже самая большая любовь когда-то проходит, а ты замечаешь это, только когда все уже позади.

У Фионы было такое чувство, словно она все время живет в полусне. Она спала по восемнадцать часов в сутки, а когда открывала глаза, ей казалось, что ее веки точно налиты свинцом. Она вообще потеряла счет времени. Иногда она просыпалась при свете дня, иногда в темноте. Мораг приносила ей поесть и присаживалась рядом с кроватью поболтать. Иногда они вместе смотрели фильмы, и Фиона, как правило, засыпала где-то на середине. Иногда приходил ее отец – вернее, Роджер . Фиона хотела расспросить его о своей матери, та часто мелькала в ее снах, но Фиону тут же одолевала усталость, да и вообще, это стало как-то не важно. Роджер говорил: то, что она много спит, хороший знак. К тому же организму нужно восстановиться. Наверно, он был прав. Она потеряла так много крови, ей нужно на время отключиться.