Виктор Притчетт - Птички в клетках (сборник рассказов)

— Когда? — спросила она уже по-женски. — Можно мне прийти поговорить с вами прямо сейчас?

— Увы, нет. Через полчаса я уезжаю, — сказал редактор. Только положив трубку, он осознал, что взмок от пота и заврался. И где была его голова? Ведь, если она объявится в Берлине, ему придется опять врать — вот что хуже всего.

Но действительность превзошла худшие ожидания. Когда он приехал в Берлин, ее там не оказалось. Он не на шутку встревожился, чего никак от себя не ожидал. И устыдился. Святоша потеснил язычника на его красивом лице: и действительно, по расовому вопросу он вилял — это заметили и в публике.

Зато в конце недели в Гамбурге ее голос воззвал к нему из глубины зала:

— Я позволю себе спросить великого человека, которым в этот вечер полны наши сердца, согласен ли он, что самые страшные расисты — это угнетатели и обманщики женщин?

Нанесла удар и села, скрылась за плечами грузных немцев.

Тонкая усмешка сползла с редакторского лица, благородная голова отлетела назад, будто в нее всадили пулю, кончики пальцев уперлись в стол — он боялся пошатнуться. Опустив голову, он выпил стакан воды, облив при этом галстук. Поискал глазами, кто бы мог ему помочь.

Друзья, хотелось сказать ему, эта женщина гоняется за мной. Она гонялась за мной по всей Скандинавии и Германии. Мне пришлось солгать, чтобы отвязаться от нее в Берлине. Она преследует меня. Она пишет поэму. Хочет вынудить меня прочесть ее. Она убила своего отца… Точнее, ее отец убил ее мать. Ненормальная какая-то. Спасите меня!

Но он взял себя в руки и прибегнул к отчаянной уловке, какой не гнушаются разве что зеленые новички и жалкие краснобаи.

— Отличный вопрос! — сказал он.

В зале в двух местах непочтительно хихикнули — вероятно, кто-то из здешних американцев или англичан. Опять он свалял дурака. Вконец запутавшись, он ухватился за одно из тех бродячих общих мест, которые так часто выручали его. И вот уже пошел в ход XVIII век, а где XVIII век, там и Руссо, а от него прямой путь к Тому Пейну и "Правам человека" [15] Томас Пейн (1737–1809) — общественный и политический деятель Великобритании и США. В своем трактате "Права человека" (1791–1792) защищал революционные принципы французской Декларации прав человека и гражданина. .

— Есть здесь запасный выход? — спросил он председателя после лекции. — Задержите эту женщину. Она меня преследует.

Его провели через запасный выход.

Вернувшись в гостиницу, он обнаружил под дверью стихи.

Под стихами стояло: комната № 363. Она остановилась в той же гостинице! Он позвонил администратору, сказал, чтобы его не соединяли, и попросил дать ему номер на первом этаже, поближе к главной лестнице и рядом с выходом. И там, уже в безопасности, заказал другой рейс на Мюнхен.

Утром у администратора его ждала записка.

— Мисс Мендоса оставила ее для вас перед отлетом в Мюнхен, — сказал администратор.

К записке были приколоты стихи. Начинались они так:

Трясущимися руками редактор порвал в клочки записку, стихи и двинулся к двери. Посыльный рванулся за ним: он забыл квитанцию на конторке.

Редактор был человек известный. Его осаждали репортеры. Его узнавали в гостиницах. Увидев имя "Друд" в списках пассажиров, люди спешили оповестить друг друга о том, кто с ними едет. Рисуя его, карикатуристы были склонны удлинять ему шею: они подметили его привычку тянуть голову на приемах и на собраниях — ему хотелось и самому быть на виду, и никого не упустить из виду.

Однако в самолете на Мюнхен ему ничего такого не хотелось. Он не снял шляпу и вжался в кресло. Стремился к безызвестности. Ему казалось, что за ним следят, и не один человек, а целый отряд. Таких ощущений он, пожалуй, не испытывал с тех самых пор, как побывал в дни холодной войны за железным занавесом. Кто такие эти пассажиры в самолете? И не встречались ли ему эти двое в гостинице?

В аэропорту он рванул к первому же такси. В гостинице прошел прямо к администратору.

— Мистер и миссис Джулиан Друд, — сказал администратор. — Да-да, номер четыреста пятнадцать. Баша жена уже приехала.

— Моя жена! — Стоило собраться хотя бы нескольким зрителям, и в редакторе пробуждался актер. Он перевел глаза с администратора на незнакомца, стоящего подле, и весело привзвизгнул: — Да я не женат! — Незнакомец отпрянул. А редактор обратился к стоящей тут же чете: — Повторяю, я не женат. — Он обвел глазами холл, в надежде привлечь публику. — Дичь какая-то! — сказал он. Но не привлек ничьего внимания, и, повысив голос, попросил администратора: — Разрешите, я посмотрю картотеку регистрации. Миссис Друд не существует в природе.