— Какой ужас! Почему она не обратилась к консулу? Почему…
— Он избил ее за то, что она покрасила волосы. У нее были светлые волосы, и она рассудила, что, если станет брюнеткой, как те женщины, с кем он проводит время, он вернет ей свою любовь, — лопотал детский голосок.
— За то, что покрасила волосы? — переспросил редактор.
Случаи из частной жизни, даже самые необычные, редактор всегда пропускал мимо ушей. Как можно интересоваться такими пустяками! В общественной жизни и не такое творится, притом у всех на глазах. Поэтому он слушал ее вполслуха. Что ему ни рассказывали, он мигом раскладывал по разделам, мало относящимся к предмету, а от них шел к обобщениям. И сейчас он гадал, голосовала ли мисс Мендоса и если да, то за какую партию? Существует ли в стране индейский блок? Редактор глянул на часы. Он умел прикинуться, будто слушает, очаровать, оживить беседу вопросом и, не дав посетителю опомниться, выпроводить его.
— Настоящее убийство, вот что это такое было, — не без самодовольства объявила она.
И вдруг до редактора дошел смысл ее слов.
— Уж не хотите ли вы сказать, что вашу мать убили! — вырвалось у него.
Она кивнула — видно, считала тему исчерпанной. Произвела впечатление — чего еще надо! Она подняла с полу бумажный мешок, вынула из него коробку печенья и водрузила на стол.
— Я привезла вам подарок, — сказала она. — С благодарностью от гватемальских женщин. Шотландское печенье прямо из Гватемалы. — И горделиво улыбнулась этому дикому сочетанию. — Откройте коробку.
— Открыть? Что ж, открою. Разрешите вас угостить? — подыграл ей редактор.
— Ни в коем случае, — сказала она. — Это для вас.
Убийство. Печенье, подумал он. Да она ненормальная.
Редактор открыл коробку, вытащил печенье, куснул раз-другой. Она смотрела ему в рот — снова запечатлевала все, что видела. Ела его глазами. Он уже собрался было встать и обратиться к ней с напутственным словом, но она воздела короткую руку и указала на портрет.
— Это не вы, — вынесла она приговор.
Вынудила есть печенье и решила, что теперь он в ее власти.
— Почему? — спросил он. — По-моему, очень похож. А по-вашему?
— Ничего общего, — сказала она.
— Да что вы! — Редактор обиделся, и святой на его лице взял верх.
— Чего-то тут недостает, — сказала она. — И теперь, когда я вас вижу, я знаю, чего именно.
Она встала.
— Не уходите, — сказал редактор. — Скажите, чего вам недостает в портрете. Он, знаете ли, выставлялся в академии.
Уж не прорицательница ли она, промелькнуло у него.
— Я поэт, — сказала она, — и чую в вас провидца. Вождя. А на этом портрете не один, два человека. Но в вас нет раздвоенности. Вы для нас бог. Вы понимаете, что и женщины подвергаются дискриминации.
Она протянула ему свою пророческую длань. Редактор взял ее руку своей загорелой рукой, и язычник на его лице одолел святого.
— Можно мне прийти на вашу лекцию сегодня вечером? — спросила она. — Я узнала о ней от вашей секретарши.
— Конечно, конечно. Разумеется, разумеется, — ответил он, провожая ее до дверей приемной. Тут они попрощались. Он глядел, как она уходит, печатая шаг толстыми ногами, точно солдат.
Редактор прошел в комнату секретарши. Она закрывала машинку.
— А вы знаете, отец этой женщины убил ее мать за то, что она покрасила волосы?
— Она мне рассказала. Вот уж влипли так влипли. Завтра она как пить дать объявится на вашей лекции в третьем ряду, спорим? — сказала грубиянка.
И ошиблась. Мисс Мендоса объявилась в Копенгагене, но не в третьем, а в пятом ряду. На выступлении в Лондоне он ее не заметил; безусловно, не видел он ее и в самолете, и тем не менее она была тут как тут — приземистая, простоватая, с черными как смоль волосами, она резко выделялась среди высоких светловолосых датчан. Редактор затруднился бы сказать, кто она такая: у него была плохая зрительная память. Людские лица сливались для него в обобщенно-упрощенные очертания обращенных. Но он приметил ее, когда сошел с трибуны и она воздвиглась на обочине кружка, в центре которого моталась туда-сюда его белоснежная голова — он отвечал на вопросы. Она внимала, ревниво и недоброжелательно поворачивая голову — сначала к каждому спрашивающему, потом выжидательно — к нему. Когда он отвечал, она укоряла спрашивающего взглядом. Редактор принадлежал ей. Она продвигалась все ближе и ближе, в самый центр кружка. Пахнуло чем-то вроде мускатного ореха. А вот она и рядом. Держит в руке большой конверт. Тут председатель сказал:
Читать дальше