Борис Гайдук - Плохие слова

— Как, как… Клавдия Васильевна сказала, — Дима стремительно добрел обратно.

И как не подобреть оттого, что сама Маринка Воронина спустя столько лет узнала тебя по телефону?

— Димка! Ты просто не можешь себе представить, как я рада тебя слышать! Ты, можно сказать, первый русский, который сегодня поздравляет меня с Новым годом. Ну, второй, если честно.

— А первый кто? — выскочило у Димы.

— Наш торговый атташе. Это не считается, для него-то это как обязанность. Он курирует наш проект. У нас совместная группа с «Миннесота электрикс».

— Ты там работаешь, что ли?

— Ну да! А что еще тут делать? Такая дыра! Городок маленький, по вечерам про-осто некуда пойти. Хотела любовника себе завести — не-а, не могу! Все равно что крутить роман со сварочным роботом. Ой, Димка…

Дима проговорил минут десять и приготовился заранее признаться начальству в неделовом звонке за океан и честно оплатить издержки.

Марина все еще спрашивала, есть ли в Москве снег, и будет ли в этом году салют, и до которого часа сегодня открыто метро, а Диму уже посетила спасительная для его кошелька идея. Горячо распрощавшись с Мариной, он набрал еще один американский номер.

— Господин Кауфман? Это Дмитрий Скворцов спикинг. От имени компании «Фаворит» и от себя лично сердечно поздравляю вас с наступающим Новым годом! Желаю вам, как говорится, побольше просперити и поменьше паблисити, особенно в наших территориальных водах.

Столь развязно с американским партнером Колей Кауфманом Дима не говорил никогда, но в этот раз вышло именно так, и вышло вполне удачно. Коля долго смеялся над паблисити и просперити, сказал, что Дима хайли эффижиент, и пообещал привезти ему резиновый член особой конструкции. Резиновый член был Диме не нужен, но отказаться от подарка он не решился. Заполнив несколько минут вежливыми формальностями, Дима эстафетой отослал на запад Адиково новогоднее «от нашего стола — вашему столу» и удовлетворенно потер руки. Теперь затраты на международный разговор с Америкой получили веское обоснование. Чтобы окончательно замести следы, Дима быстренько отзвонился всем доступным партнерам, клиентам, поставщикам и сотрудникам контролирующих органов, коротко пожелал успеха, благополучия и льготного налогообложения, после чего вернулся к отставленному на время блокноту.

Звонить старым и новым знакомым и тем, с кем говорил вчера, и тем, кого не вспоминал много лет, оказалось делом неожиданно захватывающим. Люди удивлялись, радовались, благодарили, желали добра и счастья. Одни уже вовсю праздновали, другие еще только готовились к торжеству, третьи были в отъезде на отдыхе или дачах, четвертые сидели в семейном кругу, пятые шли встречать Новый год на Красную площадь, шестые зависали в кегельбанах и клубах.

Около половины одиннадцатого Дима спохватился.

Телефон был занят больше часа, и ни Паша, ни Фома при всем желании не могли бы ему дозвониться, поскольку, напомним, мобильных телефонов в то время почти не было, а те, что были, сплошь оказывались большими, неудобными и принадлежали только очень богатым или государственно значимым людям.

У Ани теперь никто не брал трубку.

«Она все-таки пошла к Звонаревым, — огорчился Дима. — Надо будет через полчасика туда позвонить, как это ни противно».

Но что же Паша и Фома?

Их по-прежнему не было дома, хотя и тот и другой уже приблизились к местам своего обитания.

Пашу только что высадили из такси, не взяв за это ни копейки денег.

«Сержант заплатил, который тебя сажал», — бросил в окно таксист и укатил, оставив Пашу в полном замешательстве. Что это за милиция такая, которая оплачивает такси нарушителям общественного порядка?

Фома же недавно переполнил чашу своего терпения, пробудился от тягостной дремоты, поправил галстук и добродушно рявкнул надоедливой бабке: «Убью, старая!», отчего та испуганно, но в то же время и как-то удовлетворенно поспешила к дверям и сошла, не доехав до дома две остановки. Фома тоже вышел на улицу, сориентировался на местности, ахнул, посмотрел на часы и поспешил к автомату, чтобы предупредить домашних о неожиданной задержке и скором прибытии.

Толик замерз на скамейке, но так и не протрезвел и теперь, притопывая и прихлопывая в ладоши, быстро ходит вокруг дома.

«Как же так получилось? — все время думает Толик. — Почему такая милая, немного взбалмошная Кристина превратилась в легкоранимое, охотно страдающее по всякому поводу существо? В чем я виноват?»