Гарольд Роббинс - Пират

Бейдр кивнул.

— Я понимаю.

— И теперь надо уладить еще одно дело. Важное дело, — сказал принц. — Дело с твоей женитьбой.

Бейдр посмотрел на него удивленно. Этого он сейчас никак не ожидал.

— С моей женитьбой?

Принц улыбнулся.

— Ты не должен удивляться. Из донесения, которое я получил по поводу минувшей ночи, следует, что ты способен обеспечить меня многими сыновьями.

Бейдр хранил молчание.

— Мы с твоим отцом обсудили все очень внимательно и после долгих размышлений подобрали тебе невесту, которой ты будешь очень гордиться. Она молода и красива и происходит из лучших семей в Ливане. Ее имя Мариам Риад, дочь Мохаммеда Риада, знаменитого банкира.

— Я знаю эту девушку, — торопливо добавил его отец. — Она в самом деле очень хороша собой. И очень религиозна.

Бейдр поглядел на отца.

— Сколько ей лет?

— Шестнадцать, — ответил Самир. — Она хоть и не бывала за границей, но очень образованная. Сейчас она посещает колледж Американских девушек в Бейруте.

— Шестнадцать лет — мало для замужества, — сказал Бейдр растерянно.

Эмир расхохотался.

— Я сделал мудрый выбор. Это в Америке, наверно, девица в шестнадцать лет молода. В наших странах она зрелая в самый раз.

На обратном пути в Бейрут Бейдр сидел в машине, погруженный в свои мысли. Он молчал, покуда машина не въехала в городское предместье и Самир не обратился к нему с вопросом:

— Что с тобой, сын?

— Ничего, отец.

— Ты расстроен тем, что не стал наследником принца?

— Нет.

— Тогда это раздумья о неожиданно свалившейся на тебя свадьбе?

Бейдр заколебался.

— Я ведь даже не знаком с девушкой. Никогда о ней ничего не слышал до сегодняшнего дня.

Самир посмотрел на него.

— Сдается мне, я тебя понимаю. Тебя удивляет то, что мы заводим всю эту канитель с получением западного образования, а затем сами же возвращаем на старую колею, устраивая твою свадьбу. Верно я говорю?

— Да, пожалуй. В Америке, по крайней мере, ты сперва какое-то время встречаешься с девушкой и узнаешь, нравитесь ли вы друг другу.

— Здесь это происходит таким же путем, сын мой, — спокойно сказал Самир. — Но мы ведь не простолюдины. На нас лежит ответственность, которая простирается за пределы наших личных чувств.

— А вы с мамой были знакомы до того, как поженились. Практически, рядом выросли.

Самир улыбался.

— Это верно. Но наш брак был предрешен, когда мы были еще детьми. Мы каким-то образом знали об этом, и это нас еще больше сближало.

— Ты женился бы на ком-то еще, если брак был уже сговорен? Принимая во внимание твои чувства к маме?

Самир задумался, потом кивнул утвердительно.

— Да. Мне это могло быть не по душе, но у меня не было бы выбора. Человек обязан делать то, что он обязан сделать. На то воля Аллаха.

Бейдр посмотрел на отца и вздохнул. Воля Аллаха. Она покрывала все. Мнение самого человека мало что значило.

— Я бы хотел встретиться с девушкой, — сказал он.

— Все уже устроено, — ответил Самир. — Ее семью пригласили к нам в горы на уикенд. Послезавтра они приедут.

Неожиданная мысль промелькнула в мозгу Бейдра:

— Тебе это было известно давно?

— Недавно, — ответил отец. — О своем решении принц сообщил мне только на прошлой неделе.

— Мама знает?

— Да.

— Она одобряет?

— Женитьбу? Да.

— Похоже, ты заколебался, — заметил Бейдр.

— У твоей матери были грандиозные мечты, связанные с твоим престолонаследием. — Самир засмеялся. — Женщины не всегда бывают практичны.

— А ты, отец? Ты тоже был разочарован?

Самир посмотрел сыну в глаза.

— Нет… — Он вновь вернулся мысленно в ту ночь, когда был рожден его сын. — Ты всегда был и будешь для меня моим принцем.

Мариам Риад, как большинство ливанских девушек, была невысокого роста, не более пяти футов, с темными крупными глазами. Черноволосая, она носила высокую, по последней парижской моде прическу, чтобы казаться выше. Ее смуглая кожа имела бледно-оливковый оттенок, и была заметна ее склонность к полноте, с которой она вела перманентную борьбу посредством различных диет, приводивших в отчаяние ее родителей, предпочитавших традиционную для арабских женщин округлость форм. Она бойко разговаривала по-французски и довольно неловко по-английски, с отвращением посещала колледж Американских девушек и считала своим долгом регулярно донимать родителей упреками за то, что она не поехала учиться во французскую или швейцарскую школу, где учились дети из других богатых домов.