Гарольд Роббинс - Пират

— Нет! — закричала она.

— Да, — произнес он бесстрастно.

— Не буду смотреть! — И она повернулась, чтобы уйти.

Рука его крепко, до боли схватила ее за плечо.

— Будешь смотреть, женщина!

Она зажмурила глаза и отвернулась. Пальцы его клещами впились в ее подбородок, поворачивая лицо к экрану.

— Ты будешь смотреть, — холодно сказал он. — Все, до конца! Весь свой позор. Как был вынужден досмотреть я.

Она молча стояла, пока прокручивалась пленка. Казалось, это будет длиться вечно. Она почувствовала дурноту. Это было безумие. Все сплошь было безумием! Все время на них был нацелен объектив камеры, и единственная возможность съемки была, если камерой управлял Салливен самолично.

Память вернула ее в тот вечер. Перед тем как им начать, он выходил из комнаты. Зачем? Включил аппаратуру. И не зря он все время укладывал ее ближе к изголовью той огромной кровати. Очевидно, туда была нацелена камера. Конечно же, он был ненормальным, ненормальней, чем кто-либо подозревал.

Внезапно все кончилось, экран почернел, и Бейдр выключил плейер.

Она повернулась к нему — и увидела на его лице выражение полного равнодушия.

— Я просил тебя соблюдать приличия. Ты не соблюла. Особенно я предупреждал тебя в отношении евреев. Тот мужчина — еврей.

— Нет! — вспыхнула она. — Это актер Рик Салливен!

— Мне известно, кто это. Настоящее его имя Израэл Соломон.

— Я не знала. — Он промолчал, но явно не верил ей. Вдруг она вспомнила: на том вечере был Юсеф! — Это Юсеф привез тебе пленку?

— Да.

— Это произошло больше трех месяцев назад. Отчего он так долго выжидал и не отдавал ее тебе?

Бейдр не отвечал.

— Он в чем-то провинился, — осенила ее догадка. — И он решил воспользоваться пленкой, чтобы выгородить себя.

— Он сказал, что его впутал человек, который и дал ему эту кассету. И если бы Юсеф не пошел с тем на сделку, они предали бы огласке твое похождение.

— Вранье! Кроме Юсефа никто не мог быть заинтересован в том, чтобы владеть кассетой. Он солгал! — Снова Бейдр промолчал. Все, что она говорила, лишь подтверждало его собственное мнение. — Есть еще копии?

— Надеюсь, что нет. Мне не хотелось бы, чтобы мои сыновья узнали о связи их матери с евреем. — Впервые боль, которую он испытывал, проникла в его голос: — Сознаешь ли ты, женщина, что ты натворила? Если бы это вышло на публику, Мухаммаду никогда не стать наследником трона. В то время, как мы воюем с Израилем, какой араб мог признать своим правителем и духовным вождем человека, чья мать совершила прелюбодеяние с евреем. И вообще вопрос — законнорожденный ли он? Своим поступком ты могла не только лишить сына престолонаследия, для которого он был рожден, но стать причиной потери всего, за что боролись мой отец и я всю нашу жизнь.

— Мне очень жаль, Бейдр, — сказала она. — Но мы так отдалились друг от друга, что я подумала, все это между нами уже не имеет никакого значения. Я знала о твоих женщинах. Даже признавала их. Но теперь я вижу, что не имела права воспользоваться даже той свободой, которую ты мне предоставил. Наверно, будь я арабкой, я бы знала об этом, но я не арабка. И я никогда не могла бы жить той фальшивой жизнью, которой живут они, глядя, но не видя, веря в лживые слова.

— Теперь уже поздно об этом. Я распорядился, чтобы тебя и детей вернули послезавтра в Бейрут. Ты будешь жить в нашем доме без права выходить за ограду, с кем-либо встречаться, переписываться или разговаривать по телефону, кроме как с некоторыми ближайшими членами нашей семьи и слугами, — до января, когда Мухаммад будет официально введен в престолонаследие.

— А после этого?

— На другой день после инвеституры тебе будет разрешено вернуться домой в Америку навестить своих родителей. Будешь там тихо жить до получения бумаг о нашем разводе.

— А дети?

Глаза его сделались будто из синего льда.

— Детей ты больше никогда не увидишь.

От боли в сердце у нее зашлось дыхание.

— А если я не соглашусь? — с трудом произнесла Джордана.

Она никогда раньше не замечала в нем такой неумолимости.

— У тебя нет выбора. По законам ислама за прелюбодеяние — забивают камнями до смерти. Ты хочешь, чтобы твои дети увидели это?

— Ты на это не пойдешь! — воскликнула она в ужасе.

Взгляд его был тверд.

— Пойду.

И тут она словно прозрела.

— Юсеф! Ты убил его!

В его голосе было почти сочувствие:

— Юсеф сам убил себя, — сказал он, показывая рукой на видеоплейер. — Вот этим.

Она была сломлена. Больше не в силах сдерживать слезы, больше не в силах смотреть на него, она упала на колени, закрывая лицо руками. Рыдания сотрясали ее тело.