Колин Маккалоу - Горькая радость

В глазах доктора сверкнуло отчаяние.

— Мне искренне жаль, дорогая моя, можете мне поверить.

— Какие пустяки! Как долго вас будут разводить?

— Года два, не меньше. Суды перегружены такими делами, мне придется ждать своей очереди.

— Какая жалость! Я-то надеялась, что мы сумеем вернуться к прежним занятиям еще до того, как я получу диплом. Но, видно, не судьба, — грустно сказала Тафтс.

— Боюсь, что так.

— Я могу идти, сэр?

— Да, конечно. Я составлю новое расписание для вас с Биллом.

«Какая скверная женщина, — думала Тафтс, с неприступным видом шагая по дорожке. — Всю жизнь изводила приличного человека, а теперь лишает его последних невинных радостей. Ему ведь нравились наши посиделки, я точно знаю! Но теперь у нас лишь строго формальное общение, прямо выть хочется от тоски. Больше никаких ночных чаепитий и понимающих взглядов. Меня отправили в духовную ссылку. Понятно, почему вмешалась старшая медсестра, я на ее месте поступила бы точно так же. Иначе Лиам мог здорово пострадать, да и я тоже, и нам обоим пришлось бы уйти из больницы. Мы не сделали ничего плохого, но теперь должны шарахаться друг от друга. Но вот причесывать Лиама я ни за что не брошу — для этого необязательно приходить в его кабинет. Не зря же я потратилась на щетку от „Мэсона Пирсона“ — надо что-то делать с его волосами, вечно падающими на глаза. Если дважды в день безжалостно массировать голову щеткой, волосы начнут расти в правильном направлении. И к черту развод — я все равно буду это делать!»

Эдда не стала упрекать Мод за ее происки в отношении Грейс, а прямиком направилась к отцу, что было гораздо разумнее.

После переселения дочерей в больницу преподобный Томас Латимер почувствовал себя гораздо свободнее и стал постепенно избавляться от ига жены. Теперь он сам выбирал псалмы и темы для проповедей и всячески пресекал ее попытки руководить взрослыми дочерьми. И хотя он был небогат, состояние, унаследованное от матери, которая была из рода Тридби, позволяло ему вести безбедное существование. По натуре он был весьма бережлив и умел ограничивать аппетиты Мод. Несмотря на любовь ко второй жене, он отлично видел ее недостатки. Вмешиваясь в семейный бюджет Грейс, Мод, как он справедливо считал, стремится компенсировать свои собственные вожделения, которые она не могла удовлетворить из-за отсутствия финансирования. Всякий раз, посещая Грейс, мачеха поздравляла себя с успехом, убеждаясь в своей способности манипулировать неприятными ей людьми, нанося им нешуточный ущерб.

Но когда рассерженный пастор топнул ногой, Мод пришлось умерить свой пыл — муж ледяным тоном потребовал, чтобы она прекратила вводить Грейс в расходы, в противном случае ее собственное денежное довольствие будет существенно урезано.

Гораздо сложнее оказалось отговорить пастора от идеи возместить Грейс и Беру потраченное в размере 500 и 900 фунтов стерлингов.

— Не делай этого, папочка, прошу тебя, — умоляла его Эдда. — Бер, конечно, не удержится и сообщит Грейс о полученных деньгах, а она немедленно растранжирит их снова. Она по натуре мотовка, и пусть с ней разбирается ее муж. Если уж ты хочешь помочь семейству Ольсен, оплати образование их детей. Пусть учатся в приличной школе, как мы в свое время.

На том и порешили.

Затаив обиду на Грейс, которая, по существу, сыграла роль разлучницы, Эдда почти перестала к ней приезжать. Хотя, если уж на то пошло, виноват был Джек Терлоу, а вовсе не ее сестра. Поддавшись на нытье Грейс, он проявил слабость и мягкотелость, что никак не украшало его в глазах Эдды. Разве о таком мужчине она мечтала? Брр!

Когда в апреле 1928 года у Грейс начались схватки, она была толстой, как бочка, и, по расчетам врачей, переходила все сроки. Бер пораньше вернулся в Корунду, чтобы успеть к рождению ребенка, но тот не желал считаться с планами взрослых.

Поскольку родильное отделение пустовало, доктор Нед Мэсон положил туда Грейс еще до наступления схваток. Очевидно, больничная обстановка подстегнула роженицу: не успела Грейс распаковать свой чемоданчик и сесть на кровать, как у нее сразу же отошли воды. Все ее сестры находились на дежурстве в других отделениях, и ею занялась акушерка. Воду быстро вытерли, Грейс облачили в красивую ночную рубашку и приставили к ней симпатичную сиделку для сопровождения.

— Но я не хочу никуда ходить, мне лучше полежать в кровати! — запротестовала Грейс, увидев Эдду, пришедшую из операционного отделения с двумя масками на шее. — Почему мне не разрешают лечь?