Колин Маккалоу - Горькая радость

— Так что сказал Дон Тридби? — спросила она, разливая чай.

— Что пора поставить точку и развестись с Эрис.

— Это зависит только от вас? Конечно, вы пострадавшая сторона, — заметила Тафтс, дуя на чай. — Но мне кажется странным, что на развод не может подать любой из супругов.

Доктор приподнял брови.

— Хизер! Вы считаете, что женщина, нарушающая супружескую верность, имеет право подавать на развод?

— Какой же вздор могут нести мужчины! — возмутилась Тафтс. — Вы сказали это так, словно измена равнозначна убийству — но только для женщины! А я считаю ее всего лишь свидетельством того, что брачный партнер не оправдал ожиданий. Мне кажется, ваша жена просто больна. А если бы изменили вы, ваша вина была бы минимальной и наверняка нашлись бы смягчающие обстоятельства.

Тафтс наклонилась к доктору, ее насмешливые глаза сверкнули в полумраке яркой позолотой.

— Вот вы, например, сидите у себя в кабинете поздно вечером в компании двадцатилетней сиделки! Как вы думаете, что об этом будут сплетничать в Корунде?

Доктор засмеялся, сверкнув зубами, особенно белыми на фоне смуглой кожи.

— Не мечите бисер перед свиньями!

— В Корунде более актуальны рубины.

Они засмеялись, радуясь, что понимают друг друга с полуслова.

— Вы думаете, Хизер, я должен развестись с Эрис?

— Да, я так считаю. Вы же можете назначить ей содержание, ну, не такое большое, как ей хотелось бы, но ведь по закону вы ей вообще ничего не должны, раз это ее вина? Этим миром правят мужчины.

— Но ведь вы мой друг? — спросил Лиам, внезапно посерьезнев.

— Конечно, глупый вы человек! Поэтому мы и зовем друг друга по имени, как принято между друзьями.

Дверь открылась, и на пороге возникла старшая медсестра. Двое с самым невинным видом повернулись в ее сторону.

— Работаете допоздна, доктор Финакан?

— Не совсем так, сестра. Я действительно пришел, чтобы поработать, но оказалось, что сестра Скоуби уже все сделала.

— Скоуби не только прекрасная сиделка, но и отличная лаборантка, доктор Финакан, но завтра она с шести утра дежурит в женском отделении. Вам пора спать, милая, спокойной ночи.

Тафтс сразу же поднялась:

— Да, сестра. Спокойной ночи, сэр.

Доктор заговорил только после того, как Тафтс закрыла за собой дверь:

— Это безжалостно, Герти.

— Иногда жестокость лучше доброты, Лиам. Дон Тридби говорит, ты приходил к нему сегодня.

— Господи, ну почему все сразу становится известно?

— В Корунде нет тайн.

Пошарив в своем жестком от крахмала кармане, старшая медсестра вытащила сигареты и зажигалку.

— Учитывая сложившуюся ситуацию, Лиам, тебе лучше не общаться с практикантками в такое позднее время. Если адвокат Эрис об этом пронюхает, ты здорово влипнешь, да и Скоуби тоже.

— Да мне и в голову не приходило.

Старшая медсестра сочувственно взглянула на доктора:

— Да, действительно, бывают случаи, когда у мужчин отключается голова. Но я не допущу, чтобы твое легкомыслие лишило девушку всяких перспектив. А она с ее способностями вполне может сделать блестящую карьеру. Отныне ты больше не будешь оставаться наедине с сестрой Скоуби и давать ей персональные задания.

— Да я и не предполагал…

— Меньше слов, больше дела, старина. Сейчас твоя главная задача — получить развод. Тебе следовало сделать это давно, когда ты был молод и мог рассчитывать на более удачную партию с кем-нибудь вроде Хизер Скоуби-Латимер. А теперь тебе сорок три и ты уже весьма потертый мужчина. — Она затушила сигарету и поднялась. — Так я могу рассчитывать на твое благоразумие, Лиам?

— Разумеется.

Когда сестра скрылась за дверью, перед глазами доктора возникла Тафтс, и у него впервые за много лет защемило сердце.

— Черт бы тебя побрал, Герти! — громко произнес он. — Ты разрушила то, о чем я даже не успел помечтать.

Потертый мужчина за сорок вряд ли имеет шанс покорить юную Хизер — теперь это предельно ясно.

Несколько недель работы в саду у Грейс примирили Эдду с переменой в их отношениях с Джеком Терлоу, но не с потерей конных прогулок. Во многих смыслах труд на земле был сродни дежурствам в больнице — та же физическая нагрузка, постоянная усталость и невозможность расслабиться. Спина отчаянно ныла, а бесконечное ползанье по земле только усугубляло эту боль. Душа здесь тоже не отдыхала, что убедительно подтверждало копание дыр для сотен луковиц нарциссов — какое уж тут наслаждение природой. И потом, это же был сад Грейс, в котором она восседала, как толстая жаба на навозной куче. Так, по крайней мере, Эдда называла это про себя.