— Интересно. Сиди, Эдда, сиди! Чарли, ты прихватишь меня с собой, и мы вместе расскажем все Китти, — продолжала Тафтс. — А отцу сообщишь ты, Эдда? Отлично! И закрой рот, Чарли, ты наглотаешься мух, а они разносят инфекцию.
Это было не единственное самоубийство в Корунде. Дела не становились лучше, депрессия распространилась на всю Австралию, и Корунда не стала исключением. К растущей безработице прибавилось повсеместное сокращение зарплат. От режима жесткой экономии не пострадали только банкиры и председатели совета директоров, что было общемировой практикой — власти старались защитить своих жирных котов.
Благополучие Корунды продержалось дольше, чем у других, но в конце концов и оно стало стремительно распадаться, несмотря на строительство новой больницы. Масштабы жесткой экономии становились все более очевидными по мере того, как в газетах и журналах появлялось все больше статей, посвященных оздоровлению экономики. Депрессия продолжала перемалывать экономику, и темы, которые до 29 октября 1929 года были весьма далеки от рабочего человека, теперь широко обсуждались в пабах и бесплатных столовых.
Смерть Бера Ольсена, находящегося в кое-каком родстве с Бердамами и Тридби, вызвала в Корунде массу пересудов, и самой животрепещущей темой стала проблема с захоронением — ведь самоубийц не положено хоронить в освященной земле. Незначительное, но очень активное меньшинство настаивало на том, чтобы грех самоубийства был наказан посредством погребальных санкций в виде отказа в благословении и последнем упокоении в освященной земле. Монсеньор О’Флаерти, как и ожидалось, занял самую жесткую позицию, несмотря на то что его викарии придерживались более умеренных взглядов. Такую же непримиримость продемонстрировали и некоторые протестантские священники. Полемика была оживленной и беспощадной и породила новый раскол в христианском мире: два самоубийства в Вест-Энде сопровождались массовым исходом прихожан из католической церкви, когда преподобный Томас Латимер заверил семьи погибших, что Бог Генриха VIII в вопросах погребения более уступчив, чем Ватикан, хотя один из его собственных викариев был иного мнения и, подобно монсеньору О’Флаерти, утверждал, что самоубийство — это единственный грех, которого Господь не прощает.
Томас Латимер, представлявший в Корунде довольно грозную силу, гремел с кафедры во время поминальной службы, что ни один мужчина, женщина или ребенок, покусившийся на свою жизнь в таких условиях, как сейчас, не может находиться в здравом уме: сумасшествие тоже является даром Божьим, а самоубийство — это его неотъемлемая часть. Его компетентное мнение, высказанное в столь эмоциональной форме, в условиях 1931 года казалось разумным, логичным и вполне приемлемым, хоть и вызывало некоторый душевный протест.
Идя за Грейс с сыновьями, облаченная в черное Эдда оглянулась, чтобы оценить размер толпы, следовавшей за гробом на небольшое кладбище рядом с церковью Святого Марка, где хоронили членов пасторских семей, а также Бердамов и Тридби. Сплошной черный поток без единой светлой точки. В эти тяжелые времена в траурных одеждах не было недостатка.
Сейчас умирает гораздо больше, чем рождается. Мужья больше не спят со своими женами, потому что не знают другого способа избежать зачатия. А кто сейчас рискнет заводить детей? Дела становятся все хуже и хуже.
«А что происходит с нами, сестрами Латимер? Мы тоже не в лучшем положении.
И этот дурень Джек Терлоу! Трещит на всех углах, что готов приютить Грейс, и люди уже начинают шептаться, что моя сестра подцепила нового мужа, еще не похоронив прежнего. Какие злые языки! Да посмотрите на нее, дураки! Она же в отчаянии от своей утраты. И никто не сможет ей помочь, даже этот чертов Джек Терлоу! Воображает, что нашел свое предназначение в жизни. Но если мы ее не поддержим, она ляжет под Джека и будет полностью ему подчиняться. Она несамостоятельная и должна обязательно на кого-нибудь опираться. Грейс быстро найдет утешение.
Мы похожи на черных ворон. Я знала, что Китти придет. Я вонзаю шипы, Китти сразу сносит голову, Грейс приносит воду, а Тафтс опускает людей на землю. У каждой из нас свое предназначение.
После замужества Китти стала очень зависимой, Чарлз Бердам — собственник по натуре. Но ведь таковы все мужчины, у них звериные инстинкты. Он нарочно изолировал ее на Католическом холме. Без машины туда не доберешься, а мне не по средствам иметь машину. Китти водить не умеет, и он ее не учит. Как замужество все меняет! Появляется чужой человек, и наша четверка распадается. Как же мне не хватает Китти!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу