Николай Камбулов - Разводящий еще не пришел

— Да что ты, Андрюха, не беспокойся... Савушка, попробуй-ка, а? — Он подал Савушке полстакана водки. — Махни разом, сынок. Приобщайся к делу... И-их, жизня нонче — что вареник в сметане.

— Не надо мне.

— Пей!

— Не буду.

— Я говорю, пей.

Савушка отвел в сторону протянутую руку Дмитрича, поднялся. Он был выше Сазонова на голову, шире в плечах.

— Ты что же, совсем выздоровел? — Голос у Сазонова задрожал. Дмитрич впервые почувствовал, что Савушка уже не тот «гусенок», каким он считал его. «Неужто в норму вошел?» — промелькнула тревожная мысль. Но такое состояние длилось несколько секунд, пока Савушка вновь не опустился на порожек.

— Иди домой, — примирительно сказал Сазонов, еще держа стакан в руке. — Иди, иди...

Андрюха надел шапку и попытался бочком прошмыгнуть за дверь. Но Савушка, вскочив, оттолкнул его плечом. Мужчина пошатнулся и, отступая назад, закричал:

— Идиот! Мы попались!..

Дмитрича будто кто кнутом стеганул по лицу. Он вздрогнул, прищурился и ударил по щеке Савушку.

— За отцом следить! — закричал Сазонов, готовый нанести второй удар. — Убью паршивца. Я тебе жизню дал, а ты супротив идешь... Убью! — Он угрожающе поднял руку, но Андрюха остановил Дмитрича:

— Брось, успокойся... С ума сошел... Надо тихо, мирно.

Сазонов схватил бутылку и через горлышко выпил остаток водки.

— Я ж ему жизню дал, Андрюха! Приютил, обогрел, в сыновья приписал... Больного подобрал... Эх, Савелий, Савелий, сдох бы ты давно без меня...

Перед глазами Савушки еще плыли оранжевые круги-кольца, и он боялся, что не справится с расхитителями... Незнакомый Андрюха убежит, скроется, потом ищи ветра в поле. Дмитрич и Андрюха о чем-то шептались. В ушах стоял звон, и Савушка плохо слышал. о чем они переговаривались. Он вытер рукавом кровь на щеке, досадуя на то, что долго не появляется Лида с солдатами.

Незнакомый Андрюха сказал:

— Вот что, парень, освободи-ка проход. У меня нет времени смотреть ваш спектакль. Деритесь уж без меня, а я пошел. — Он сделал шаг к двери. Савушка взял тяжелую скамейку, поднял ее перед Андрюхой.

— Не пущу! Садись, вор.

— Вот как! — с присвистом взвизгнул Андрюха и ожег свирепым взглядом Дмитрича: — Идиот! Простофиля! Куриные мозги... Он же все вчера слышал...

«Слышал! — торжествовал в душе Савушка. — Слышал и не пущу».

— Понял?! — хрипел Андрюха. — Вот тебе и гром и молния. Идиот!..

Дмитрич молчал. Рука его, засунутая в карман, теребила, словно пересчитывая, новые хрустящие двадцатипятирублевки, и ему страшно не хотелось думать о том, что эти деньги отберут, если сейчас кто-нибудь подоспеет на помощь Савушке. Он начал про себя жестоко ругать тот день, когда появился в доме военный врач: вся злость его переметнулась на Дроздова.

— Ты слышишь или нет! — закричал на Дмитрича Андрюха. — Скажи ему, чтобы он выпустил меня отсюда.

— Отпусти его, Савушка, — вздохнул Дмитрич и вдруг выхватил из кармана деньги: — Вот они, бери их, чертов гусенок!.. Все твои, бери!.. Грабь отца, грабь!.. — Несколько купюр упало на пол. Дмитрич охнул: — Деньги! — Кинулся собирать их, но рассыпал остальные. Ползая по полу на четвереньках, хватал деньги трясущимися руками, комкал, запихивая в карманы, и плакал сухим, вздрагивающим голосом.

Открылась дверь. В сторожку вошли Шахов, Цыганок и Волошин. Андрюха попятился назад, а Дмитрич еще ползал у стола. Подняв последнюю купюру, он, видимо, еще находился наедине со своими мыслями и поэтому не сразу сообразил, что произошло, протянул двадцатипятирублевку Цыганку:

— На, бери...

— Что это такое? — удивился Цыганок.

— Деньги, — сказал Дмитрич, — деньги.

— Протри глаза, папаша! Кому ты суешь деньги?! — крикнул Цыганок. — Ослеп, что ли?..

Дмитрич потряс головой, увидел Шахова, Волошина, Савушку, все еще стоявшего со скамейкой в руках.

— Теперь что будет? — пропел он плаксивым голосом.

Никто не ответил. Дмитрич разжал кулак: деньги упали на пол, и он долго смотрел на скомканные двадцатипятирублевки, а рука его невольно тянулась, чтобы поднять их.

На высокой гребле два мальчугана, одетые в форму первоклассников, любовались редкостным зрелищем: огромный-преогромный шар солнца, упершись в вершину горы, зажег лучами лед на пруду. Малышам казалось, что в мире нет другой такой красоты, которая смогла бы сейчас отвлечь их взоры от ледяного пожара. Но вот в воздухе послышался слабый гул моторов.

— Алеша, самолет! — крикнул один из них своему товарищу, показывая в сторону лесного массива.