— Зачем вам, Владимир Иванович, все это? Смерть ведь не остановишь, да и старость нельзя избежать. — Водолазов усмехнулся, как бы говоря этим: не то время, чтобы заниматься чудачеством. Дроздов так и понял усмешку Водолазова. Сказал грудным голосом:
— Да, пора чудачеств миновала... Между прочим, Михаил Сергеевич, вы когда-нибудь задумывались, почему солдат Волошин стал баптистом? Да и вообще, почему миллионы людей верят в бога, ждут явления Христа?
— Это другой вопрос, — уклончиво ответил Водолазов. — При чем тут религия? — пожал он плечами, кладя в стакан сахар. — Невежество, темнота — прямая дорога к попам.
Дроздов засмеялся искренне, как ребенок. Водолазов даже удивился тому, что этот с виду мрачный капитан медицинской службы может смеяться по-детски.
— Темнота... Если бы это было так!.. Среди верующих есть не глупые люди. Почему же они посещают церкви, костелы, молитвенные дома, синагоги? Почему?
— А черт их знает почему! Нравится, наверное, им или свободного времени у них много, от жиру бесятся, — заключил Водолазов.
— От жиру? — повторил Дроздов. — Нет, не так. Дело в том, что философы-идеалисты пришли к печальному выводу: жизнь человеку дана для того, чтобы он познал неизбежность своей смерти. Я говорю о физической смерти, не касаясь тех величайших творений — и социальных и материальных, — творений, которые создает человек и тем самым как бы увековечивает себя на земле. Этот вопрос решен в пользу вечности нас с вами, Михаил Сергеевич, в пользу вообще человека-творца. Но ведь умереть-то все же неохота, а приходится, и, главное, абсолютное большинство людей умирают, едва дожив до шестидесяти — семидесяти пяти лет. Так вот эти философы утверждают: такова природа человека, жить — значит умереть. Вот тут-то люди и бросаются в объятия религии, которая дает им утешение в загробной жизни, в том, что настанет день и явится Христос и избавит человека от страданий и зла, утвердит рай на земле. Обман, ложь, дикость... Но верят... Если бы науке удалось побороть старость, религия оказалась бы в глазах человека полностью обезоруженной, не сразу, конечно, но. по крайней мере, от такого удара она бы никогда не оправилась. Против науки вера бессильна, религия — это утешение, наука — факты, а факты сами за себя говорят, их каждый понимает...
Дроздов окинул взглядом комнату и, словно видя перед собой стойкого противника, бросил убежденно:
— На земле еще ни один человек не умер естественной смертью. Да и медицина не знает, что она собой представляет, эта естественная смерть, — добавил он, снимая очки. — Уже давно заметили, что старость очень сходна с болезнью. Свойства клеточных элементов легко изменяются под различными влияниями. Значит, разумно искать средства, способные усиливать кровяные шарики, нервные, печеночные и почечные клетки, сердечные и другие мышечные волокна. В старости происходит борьба между благородными элементами и фагоцитами, — вдруг перешел Дроздов на профессиональный язык, но тут же спохватился — Водолазову, видимо, непонятны медицинские термины — и умолк.
«Этому капитану в войсках делать нечего, его место в клинике, в лаборатории — в научном центре», — про себя решил Михаил Сергеевич и вкрадчиво спросил:
— В Ленинград не тянет?
— Понимаю вас, — сказал Дроздов, — мне об этом говорили. Там экспериментальная база, там ученый мир. Все это верно. Но верно и то, что жизненные наблюдения нельзя почерпнуть, сидя в кабинете... Года три назад я обратился в Академию медицинских наук с предложением создать институт по изучению причин старости хотя бы в Крыму. Собрать столетних и наблюдать... Мое письмо попало к одному академику. Он ответил: нельзя этого делать. Правильно ответил. Проблема долголетия человека слишком сложная штука. Человек — не вещь, не предмет какой-нибудь. Долгожителя надо наблюдать в тесной связи с местными условиями, с окружающей обстановкой... Наш нагорненский Никодим ничего не даст медику, если его поместить в крымский особняк... Факты и анализ, анализ и факты, плюс философское мышление — верный путь к научному эксперименту, дорогой Михаил Сергеевич.
Водолазов посмотрел на часы: хотя и с интересом слушал Владимира Ивановича, но ему нужно было ехать в правление колхоза. Дроздову же не хотелось отпускать этого смирного слушателя, и он поспешил показать Водолазову картотеку. Открыв небольшой ящик, туго набитый карточками с данными о долгожителях, Дроздов сказал:
— Вот сколько на земле Никодимов... Библейский Мафусаил жил девятьсот шестьдесят три года, а Ной пятьсот девяносто пять...
Читать дальше