Николай Камбулов - Обвал

Скрипнула дверь подвала, Сучков отскочил за каменный выступ, приготовился к схватке, зажав в руке железный прут.

— Это я, Настя.

Он узнал голос хозяйки.

— Опять уговаривать? Из подвала не выйду. Мой путь только в полк.

— Пустое говоришь, в городе свирепствуют «пташники», ну, специальные команды фашистов, на их машинах и одежде изображены соловьи. — Настя вздула свечу, свет колыхнулся, достал Сучкова. — Я тебе принесла мужнин костюм. Так что, дорогой отпускник, придется переодеться, а то схватят — и на Вулецкую гору. Ох, миленький, что там делается, наших расстреливают подряд! И в первую очередь таких, как ты, командиров и активистов…

— Настя, я человек военный, хоть и в отпуске. Мне переодеваться в гражданскую одежонку?! Чего захотела!

Настя бросила ему узел и ушла, плотно прикрыв за собой дверь.

«Чего панику поднимает!» — было захорохорился Сучков, но тут за решетчатым подвальным окошком, на мостовой, со звоном полыхнул снаряд. «Кажется, дело дрянь», — подумал он.

Лейтенант Сучков возвращался из отпуска. 28 июня под самым Львовом к нему примкнули два пограничника-отпускника — сержант Жуков и рядовой Нефедов. Во Львов они попали 30 июня, в самый разгар уличных боев. Сучков приказал Жукову и Нефедову «панику не разводить», а следовать за ним, хотя сам не знал, куда именно: на всех улицах уже гремели немецкие танки, за которыми шла пехота. Тут и попалась им у подъезда двухэтажного каменного дома эта Настя, женщина лет, наверное, сорока. «Да я вас укрою, укрою, подвал надежный». Прошли вражеские танки, прошла пехота, потянулись тыловые подразделения. Сержант Жуков решил осмотреть дом, да и не вернулся. По словам хозяйки, его схватили фашисты и увели. А Нефедов был убит автоматной очередью, внезапно ударившей через подвальное окно. И вот Сучков остался один, все не допуская мысли, чтобы его стрелковый полк, в котором он служил командиром взвода разведки, да отошел на восток!

Утром, едва только взошло солнце, Сучков услышал крик Насти:

— Господа! Туда нельзя! Подвал заминирован… А-а! Больно же, что вы, звери, делаете!

Крик прекратился, послышался топот: похоже, что гитлеровцы ушли из дома. Но минуты через две-три Настин нечеловеческий крик послышался на улице, возле дома. Сучков бросился к подвальному окошку и обмер — Настя лежала на тротуаре, окровавленная и бездыханная. Он стиснул железный прут до боли в руке — другого оружия у Сучкова не было, чтобы пустить в ход…

На тротуаре, обагренном кровью Насти, собралась группа гражданских, остановилась — вразброд старики, ребятишки, женщины и девушки, одетые кто в чем. Смотрят на убитую Настю и молчат. Подъехал черный с зашторенными окнами «мерседес». Вначале из машины вышел чернявый поджарый офицер, расшумелся на солдат, одетых в странную, не понятную для Сучкова форму: погоны опоясаны сине-желтыми ленточками, а на груди, на тужурках, в белом кружочке — знак «трезубец». «Понашивали, видно, чтоб замаскироваться, — предположил Сучков. — Кто ж такие на самом деле?»

Между тем из черного «мерседеса» вышел капитан довольно крепкого телосложения, а с лица какой-то недоумок, маленький рот полуоткрыт, виднеется дырочкой, ровно пробоина в бочонке зияет. А глаза неподвижные, темные, неживые.

Как только Сучков увидел вышедшего из «мерседеса», тут же чуть не воскликнул: «Да это же профессор Теодор!»

— Легионеры! — закричал Теодор. — Что требуется каждому русскому?

Солдаты хором отозвались:

— Пулю в лоб!

— Совершенно верно! — сказал профессор, чуть расширив свой рот-дырочку. — Всех их надо отправить туда, откуда начинается хвост редиски…

— В землю! В землю! — прокричали солдаты, вскинув автоматы на изготовку.

Толпа сжалась, сомкнулась. Лишь один старик, державший на руках мальчика, аккуратно одетого в беленькую рубашонку, синие короткие штанишки, с пилоткой на рыжей головенке, не пошатнулся, а все стоял на месте, неотрывно смотрел на убитую Настю, лежавшую кверху лицом.