Николай Камбулов - Разводящий еще не пришел

— Не горюй, Митя, и без того живем не хуже других.

— Что ты понимаешь. Добро и деньги приносят человеку полную свободу, независимость. Кумекаю, слава богу, в чем смысл жизни... Выпить хочется, нет ли у нас косушки? Продрог нонче на ветру, там, у водоема... Поищи-ка в шкафу.

Савушка приоткрыл один глаз. Мать поставила на стол четвертинку, подала соленые огурцы и холодную в мундире картошку. Отчим вылил водку в чайный стакан, примерил пальцем, чтобы, видимо, разделить на два приема, но, покрутив головой, опрокинул разом в широко открытый рот, схватил огурец и с хрустом разжевал его.

— Мало!

— Нет больше, Митя.

— Ха, я ж не про водку... Про добро и деньги говорю.

— Хватает, Митя...

— Дура! Деньги — это жизня! Жизня в любом городе, в любом колхозе. Ты в тридцатые годы сидела тут, как наседка, а я поездил, повидал, семь лет шабашником отгрохал. Знаю, собственным горбом: деньги — это жизня, при всех временах жизня! — Он закурил, посмотрел на часы. — Иди спать... — Дмитрич тяжело поднялся, посмотрел на Савушку, скривил мокрые губы. — И громом тебя не разбудишь, — махнул он рукой, уходя на веранду.

Минут через пятнадцать Савушка услышал, как отчим закрыл ставни. Теперь завывания ветра еле доносились. Савушку начал одолевать сон. Но тут открылась дверь и вместе с Сазоновым вошел незнакомый мужчина, одетый в стеганку. Незнакомец толкнул отчима в бок:

— Ты не один?

— Тот самый гусенок, пришибленный хворобой, его и громом не разбудишь. Садитесь.

— Не помер?

— Живет...

Савушку одолевал сон, не было никаких сил бороться с ним, сон давил, мертвил все тело. Савушка до крови прикусил губу. Боль прогнала дремоту, и Савушка успел расслышать:

— Головы поотрубал. Мороз, не испортятся, — говорил отчим.

— Сколько?

— Скопом — и утей и гусей — сто штук, по два рубля. Приходи завтра вечером в сторожку, покажу, где спрятаны... Деньги приноси, гром и молния! Водолазов так, а я ему вот эдак.

...Савушка проспал почти весь день. Он проснулся на закате солнца. Болела голова, чувствовалась вялость в руках и ногах. В доме никого не было. Он вышел на веранду, спустился во двор. Гремя цепью, собака бросилась под ноги, ласкалась и скулила. В сарае гоготали гуси.

— Батя! — позвал Савушка отчима. Ответа не последовало. Скрипнула калитка, и он увидел фельдшерицу.

На Лиде были меховая шубка и теплые боты. Борзова уезжала на областную комсомольскую конференцию и забежала, чтобы поинтересоваться здоровьем Савушки.

— Ты что раздетый? Простудишься, — сказала Лида. — Или уже совсем выздоровел и тебе все нипочем?

— Гром, — сказал Савушка. — Гром, гром, — повторил он, припоминая, что это слово он где-то уже слышал. — Гром... гром... не разбудишь... Вспомнил! — вскрикнул Савушка. Он, торопясь, рассказал Борзовой о подслушанном разговоре отчима с незнакомым мужчиной. — Надо их изловить. Беги в правление колхоза, сообщи, сейчас же!..

— В правлении никого нет.

— Беги к военным, — не унимался Савушка. — Солдаты быстро изловят. Беги, беги... А я пойду к сторожке. Они там... До вашего прихода задержу.

Лида согласилась. Она поставила чемоданчик на крыльцо и побежала.

Савушка вошел в сторожку в тот момент, когда Дмитрич считал деньги. Мужчина лет тридцати пяти, в телогрейке и ватных брюках, вскочил со скамейки, загородил Сазонова спиной. Савушка присмотрелся к незнакомцу. «Тот, что вчера был», — опознал, сел на порожек.

Дмитрич, положив деньги в карман, шагнул к Савушке:

— Ты зачем пришел? Мать, что ли, послала?

— Доктор велел больше ходить, — сказал Савушка, не глядя на отчима.

— До-октор, — произнес Дмитрич и засмеялся. — До-октор. — Он отвернул подушку на топчане, достал бутылку водки, поставил на стол. — Садись, Андрюха, — сказал Дмитрич незнакомцу, — огурчики и селедка аккурат ложатся к водочке.

Андрюха взглядом показал на Савушку. Дмитрич опять засмеялся:

— Гусенок, он уже спит. — Дмитрич наклонился к Савушке, потрогал его за плечо: — Встань, возьми ведро, принеси свежей водички. Андрюха, садись. — Он налил в стакан водки. — Тяни, Андрюха, — сказал Дмитрич. — Строители тебе спасибо скажут... Ты мне, я тебе — и ладно.

Андрюха снова покосился на Савушку. Дмитрич побагровел. С хрустом откусил огурец, ожесточенно работая скулами, прожевав, крикнул:

— Ты что сидишь? Марш отсюда! Кому сказано!..

Савушка вскинул на Дмитрича взгляд, сказал:

— Не шуми, батя, мне и тут хорошо.

— Как?! — Дмитрич хотел было вытолкнуть приемыша за дверь, но Савушка смотрел на него такими доверчивыми глазами, что у Дмитрича не нашлось сил сделать это. Мужчина, видя, что Сазонов как-то вдруг размяк, еще больше затревожился.