Александр Фурман - Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть II. Превращение

Возможно, издаваемые им при верчении звуки в какой-то момент разбудили Ларису Константиновну, а может, она тоже так и не заснула или же просто встала, чтобы пойти в туалет, – как бы то ни было, на обратной дороге она, не зажигая света, тихонько подошла к нему, увидела его открытые глаза и шепотом спросила: «Ты чего не спишь?»

Плотно закутанный в одеяло, он слегка подергался, изобразив некое недоумевающее движение. Но так как она, склонившись, продолжала ждать ответа, он отворил щелочку для рта и пояснил: «Так… Не знаю». Он не хотел говорить, но дальше у него как-то само собою хрипло вырвалось: «Замерз».

– Ты сказал «замерз»?! Тебе что, холодно?.. – уже в голос растерялась Лариса Константиновна. – И ты из-за этого не можешь заснуть? Что же ты до сих пор молчал?!

Продолжая возмущаться, она кинулась доставать какие-то дополнительные одеяла и покрывала, так что в итоге он уже едва мог пошевелиться под их грудой.

– Ну, надеюсь, теперь тебе будет тепло? – с сомнением сказала она. – Спи! А то скоро уже утро.

(Попросить, чтобы она взяла его к себе, он, конечно, не решился.)

Все опять затихло.

Но он не засыпал. Даже наоборот. Теперь его охватило странное возбуждение. Он и сам не мог понять, чего ему хочется. Есть? Пить? Сходить в туалет?

Нет, догадался он, – просто его грызет какой-то червь. Грызет и грызет. Грызет и грызет…

В конце концов бессонное сопротивление настолько утомило Фурмана, что он вдруг решил спросить прямо, как это делают в сказках:

«Эй ты, Червь! Скажи, чего тебе от меня надо?»

«Тебе ведь уже не холодно?..» – уточнил он на всякий случай.

Через некоторое время откуда-то из глубины донесся ответ: «Мне страшно». Но Фурман не поверил: «Да нет, это МНЕ страшно, а не тебе! Ты должен отвечать. Только по правде!»

«Хорошо… – помедлив, беззвучно сказал червь. – Мне одиноко».

«Ну и что? Подумаешь! Мне тоже одиноко. И что из этого?»

«Я не могу быть один…»

На это Фурман уже не нашелся, что ответить. Ему стало горько и грустно.

Но чужое ледяное волнение, точно быстро растущий горб, все больнее заполняло его грудь…

Каким-то образом он оказался в другой комнате, прямо перед кроватью Ларисы Константиновны. Она лежала спиной к нему. «Что я делаю?.. – бессильно подумал он, прислушиваясь. – Как же мне плохо…»

Его рука потянулась, как неживая, и с ужаснувшей его бесцеремонностью потрясла спящую за плечо. «Это не я!» – в отчаянии хотел выкрикнуть он, когда на него уставились огромные испуганные, непонимающие зеленые глаза. Но вместо этого его рот быстренько, с бесстыдной кривой ухмылкой произнес:

– Ларис Костантинна, извините, вы не пустите меня к себе? А то я никак не могу согреться. Ну пожалуйста! Мне плохо одному…

Она ничего не говорила, но ее лицо как будто разом разделилось: остановившиеся глаза повернулись внутрь себя, словно решая там какую-то сложную задачу, а крупные, четко очерченные подвижные губы, точно пара великолепных танцоров, совершили в это время несколько выразительных па – от расслабленного недоумения и гневной растерянности при догадке о возможно нанесенном оскорблении к суровой, презрительно-самоотверженной решимости… неожиданно перешедшей в мягкое, взволнованное, ожидающее согласие… Хотя ее огромные глаза все еще не могли поверить происходящему, требовали подтверждения… Но она их скромно опустила. А когда снова подняла, они уже были заботливыми и добрыми.

Сев в кровати, она откинула угол пододеяльника и приглашающе подвинулась. Пока Фурман забирался, она повернулась к нему спиной и еще немного подвинулась.

– Тебе удобно? – грубовато-сонным голосом спросила она.

От ее близкой слепой спины сквозь тонкую преграду ночной рубашки шли волны живого тепла. Лежать рядом с ней было ужасно приятно. Но поворачиваться она, похоже, не собиралась…

«Ну, и чего теперь делать? – ехидно поинтересовался Фурман у куда-то запропавшего червя. – Эй, заснул ты там, что ли?..»

И вдруг проснулся сам, потрясенный.

Ничего этого не было?!

Но ведь Лариса Константиновна звонила?.. Или не звонила?

Приехав в начале лета в Покров, Фурман неожиданно обнаружил в дальней комнате следы присутствия посторонних: оказалось, что бабушка еще с прошлой осени сдает ее двум девушкам, студенткам покровского педучилища. Через неделю у них заканчивались занятия и они должны были разъехаться на каникулы по своим родным местам.

Вынужденное близкое соседство с незнакомыми людьми вызвало у Фурмана раздражение: во-первых, ему пришлось делить с бабушкой маленькую спальню; во-вторых, на его памяти в эту часть дома жильцов никогда прежде не пускали; а в-третьих, за год совместной жизни у бабушки с девушками сложились особые полуродственные отношения, внутри которых он сразу почувствовал себя лишним.