Александр Фурман: Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть III. Вниз по кроличьей норе

Предуведомление

Все персонажи и события, описанные в этой книге, а также используемые в ней имена собственные являются исключительно плодом художественного воображения автора. Любые совпадения с так называемой «реальностью» имеют случайный характер.

В конце ужина Фурман угрюмо объявил домашним, что в школу он больше не пойдет. Всю вторую половину дня он готовился к неизбежному жесточайшему скандалу, но ответом ему было лишь тягостное молчание. Дедушка, допив чай и сказав «спасибо», закрылся в своей комнате (впрочем, он никогда не любил слишком бурных семейных дискуссий); усталый папа, избегая смотреть Фурману в глаза, суетливо собрал со стола грязную посуду, отнес ее на кухню и сел читать газеты; и только мама, не сдержавшись, с вызовом сказала: мол, а нам-то что? Если не хочешь учиться – иди работать! «Пожалуйста, я могу пойти работать, – обиженно пожал плечами Фурман, – но, насколько мне известно, в нашей стране принимают на работу только с восемнадцати лет». – «Тогда делай как знаешь, а сейчас отстань от меня, у меня нет настроения все это обсуждать!» – и мама вышла, хлопнув дверью.

Фурман, не ожидавший от родителей такого бесчеловечного равнодушия к его судьбе, еще какое-то время потерянно сидел на своем месте за пустым столом, а потом, несмотря на ранний час, поплелся в детскую и лег спать… Разве это не настоящее счастье – свернуться клубочком в своей постели и просто исчезнуть из этого мира?

Утром дедушка все же попытался поднять его в школу: «Не дури, мальчик, ты совершаешь большую ошибку», но Фурман твердо сказал, что он все решил и сам со всем разберется, и огорченному дедушке пришлось оставить его в покое.

В последующие дни Фурман просыпался поздно. С трудом вставал. С трудом завтракал. Потом рассеянно читал или просто сидел, ни о чем не думая. На улицу он не выходил, хотя весна за окном набирала силу. Никто ему не звонил. И даже вечерами дома было странно тихо – родители с ним почти не разговаривали, видимо, сойдясь на том, что нужно дать ему отдохнуть.

Наконец мама не выдержала и спросила, как он собирается жить дальше. Фурман сказал, что не знает, никаких планов у него, естественно, нет, но в эту школу он в любом случае не вернется. Перейти же куда-то еще за полтора месяца до окончания учебного года вряд ли возможно. Кроме того, он вообще не уверен, что ему надо дальше учиться в школе… Слово за слово – и вскоре они уже яростно кричали друг на друга. С этого дня скандалы с мамой стали вспыхивать постоянно, по любому мелкому поводу, мгновенно разгораясь до космических масштабов и превращая размеренную домашнюю жизнь в привычный ад.

В середине следующей недели позвонил Пашка Корольков. Фурман сказал ему, что болеет, что ему все надоело, а когда выздоровеет, не знает. Углубляться в расспросы Пашка не решился, и разговор быстро закончился. Больше никто не звонил.

Зато к Фурману домой вдруг заявилась его одноклассница из «новеньких». У этой голубоглазой девушки с мучнисто-белой нечистой кожей была располагающая улыбка, но многие в классе ее успели невзлюбить: она несколько раз выступила на собраниях с какими-то глупыми инициативами, и за ней закрепилась нехорошая репутация «школьной активистки».

Неожиданное появление приветливо улыбающейся, сильно вспотевшей по дороге вестницы с той стороны настолько взволновало Фурмана, что он с ходу начал задавать ей бестактные вопросы о том, кто именно попросил ее прийти и откуда ей вообще известен его адрес (оказывается, он еще втайне надеялся, что Мерзон позовет его обратно). Однако девушка с кокетливым упрямством отказывалась признать воздействие чужой воли: мол, а почему ты исключаешь возможность, что просто мне самой захотелось узнать, как ты себя чувствуешь? Знаешь, меня даже немного обижает такое недоверие!..

Как бы то ни было, она очень удивилась, обнаружив, что на вид Фурман вполне здоров, и пожелала уточнить поставленный врачом диагноз. Фурману пришлось что-то наспех сочинять, однако уклончивые объяснения девушку не удовлетворили, и она принялась выпытывать «правду» о его болезни. Он перевел допрос в веселую игру, которая продолжалась довольно долго. Когда ходы стали повторяться, Фурман, уже слегка раздраженный настырностью своей гостьи, с дразнящей откровенностью подбросил ей новый вариант ответа: «А может, я вообще разочаровался в жизни и в людях и просто решил вас всех бросить?.