— Мисс Верикер славилась своим умением делать наливку из куманики, — сказала мисс Ли. — Старый сэр Хьюберт всегда говорил, что эта наливка превосходит… — она запнулась, забыв, как точно называется знаменитое французское вино, чьи качества превосходила наливка. — Шато какое-то, что-то в этом роде, — заключила она. — Не думаю, однако, что в Уэст-Кенсингтоне для нее найдется много куманики.
— Если это резьба и не самого Гринлинга Гиббонса, — говорил в это время Том, — то она принадлежит резцу его несомненного ученика, стоит взглянуть на эти цветные гирлянды…
Но на гирлянды никто не глядел. Было холодно («промозгло»), и оттого, что часовня находилась под замком, в ней пахло плесенью. Все хотели воспользоваться предоставленной возможностью и осмотреть спальни, что было значительно интереснее. К тому же вечер должен был закончиться кофе у мисс Ли, который собравшиеся с нетерпением предвкушали. Тем же, кто не любил кофе или же разделял распространенный предрассудок, будто от кофе плохо спится, был обещан чай.
— Словно кофе такой крепости может кому-то помешать заснуть, — шепнула матери Эмма.
— Жаль, что Грэм не пошел с нами, — сказала Беатрис. — При нем беседа могла принять другой оборот.
— Действительно, — сказал Том, — присутствие доктора Петтифера было бы весьма кстати, но, конечно, если он работает над книгой…
— Ах, ваш друг пишет книгу! — воскликнула мисс Ли. — А на какую тему?
— Боюсь, что тема не слишком интересная, — сказала Эмма, совершая предательство по отношению к Грэму, но разве она обещала ему верность?
И все же, сказав так, она почувствовала на себе взгляд каноника Гранди, глядевшего на нее из своей серебряной рамы на фортепьяно. Свет падал на его высокий воротник священника, и ей стало неловко.
— …то есть тема сугубо специальная, — поправилась она.
— Ах, понимаю, значит, она не для широкого читателя, — промурлыкала мисс Ли, будто узнав, что читать эту книгу ей не придется, она испытала облегчение.
А Эмма с Томом снова обменялись сочувственными взглядами — второй раз за этот вечер.
Чем вернее лето близилось к концу, рождая предощущение осени и утренними туманами, и первыми опадающими листьями, и неумолимой краткостью дней, тем явственнее понимал Грэм, что в отношениях с Эммой он, как говорила его мама, применяя это выражение, помнится, даже и к его ученым занятиям в Лондонском экономическом, «откусил больше, чем в рот влезает». Правда, в данном случае он ничего не откусывал, ему все навязала сама Эмма, отправив письмо после той телевизионной передачи с его участием. Хотя, если уж на то пошло, он мог ей и не отвечать, притворившись, что никакого письма не было. Почему он послал ей тогда открытку? Из тщеславия, а может, из любопытства. Письмо Эммы ему льстило, и было интересно посмотреть, во что она превратилась. Вот он и посмотрел, теперь загадки тут нет. Их встреча не вылилась в забавное романтическое приключение, как он это себе воображал, — романтического в ней, во всяком случае, не было ничего, да и забавной, пожалуй, ее не назовешь, хотя в своеобразном юморе Эмме не откажешь. Забавной оказалась лишь мысль поселиться в лесной сторожке, где ему удалось неплохо поработать, значительно продвинув книгу, несмотря на бурную светскую жизнь в поселке и Эммину явную вовлеченность в нее, что, как ни странно, тормозило его работу. Вообще во всем виновата Клодия. Ведь если б телевизионная передача и отклик на нее Эммы не пришлись на период его недовольства Клодией, никакой Эммы сейчас рядом с ним и в помине бы не было. И не гулять бы им по лесу этим знойным сентябрьским днем после несытного завтрака.
— Этот край леса я, по существу, знаю мало, — говорила Эмма, — хотя меня всегда интриговало его название — роща Сенгебрил. Как ты думаешь, откуда могло здесь появиться такое название? Ректор считает, что оно восходит еще к тем временам, когда здешние земли принадлежали общине святого Гавриила.
— Весьма вероятная вещь, — скучным голосом отвечал Грэм. Он не хотел этой прогулки и теперь чувствовал, что он, используя другое выражение, почерпнутое из его детства, «еле плетется».
— Жаль, что ты не ходил с нами в усадьбу, — сказала Эмма. — Интересный был вечер.
— Я пытался тогда кончить черновик, — сказал Грэм, — и не хотел прерываться.
На самом деле он не присоединился к экскурсии, предвидя общество и разговоры те же, что и на «завтраке голодающих». А потом ему вовсе неохота прослыть в поселке неразлучным спутником Эммы или ее «ухажером».
Читать дальше