Эдвард Форстер - Избранное

— Это нам выговор, — сказал Клайв, но и не подумал поспешить. — Энн вымолила себе передышку и на дневную встречу с избирателями не поедет, так что составит тебе компанию. Кстати, ее обожаемую дыру в потолке гостиной все-таки заделали. Морис!.. Нет, выскочило из головы. Ладно, поучаствуем в Олимпийских играх.

Мориса выбили с первого же мяча.

— Подожди меня, — крикнул Клайв, но Морис сразу пошел в дом, предчувствуя неминуемую катастрофу. Когда он проходил мимо прислуги, почти все они поднялись и наградили его бурными аплодисментами… все, кроме Скаддера. Как это понимать? Как дерзость? Нахмуренный лоб, какая-то жесткая линия рта… а голова как небольшой кочан… рубашка почему-то вызывающе распахнута у горла.

Дома он сразу наткнулся на Энн.

— Мистер Холл, встреча закончилась провалом. — Тут она увидела его тусклое, позеленевшее лицо и воскликнула: — Боже, вы нездоровы!

— Знаю, — сказал он, дрожа.

Мужчины терпеть не могут кудахтанья, и она лишь добавила:

— Какая жалость, я велю принести вам в комнату лед.

— Вы всегда так добры…

— Может, вызвать доктора?

— Хватит с меня докторов, — встрепенулся он.

— Мы же хотим как лучше. Когда сам счастлив, хочешь, чтобы счастливы были все вокруг.

— Так не бывает.

— Мистер Холл!

— Все не могут быть счастливы. Жизнь — это ад, сделаешь что-нибудь — и ты проклят, не сделаешь — тоже проклят… — Он помолчал, потом добавил: — Солнце так жарит, лед лишним не будет.

Она побежала за льдом, и Морис, обретя свободу, взлетел наверх, в Бордовую комнату. Он наконец осознал весь трагизм своего положения — и его замутило, вывернуло наизнанку.

Ему сразу полегчало, но стало ясно: из Пенджа надо уезжать. Он переоделся в костюм из саржи и вскоре, придумав пристойную легенду, сошел вниз.

— Перегрелся на солнце, — сообщил он Энн. — К тому же я получил весьма тревожное письмо, и, пожалуй, лучше мне уехать.

— Да, наверное, так будет лучше! — воскликнула она, искренне сочувствуя.

— Гораздо лучше, — эхом отозвался Клайв, уже вернувшийся с матча. — Мы надеялись, Морис, что ты все закончишь вчера, но что поделаешь, если надо ехать, значит, надо.

Свою лепту внесла и миссис Дарем. Знаем, знаем про вашу тайну, у него в городе девушка, она почти приняла его предложение, почти, но не совсем. Его больной вид и странное поведение не играли роли — он был в статусе влюбленного, поэтому они всё истолковали к своему удовольствию и нашли просто прелестным.

Клайв подвез Мориса до станции — дальше их пути расходились. Дорога, прежде чем нырнуть в лесной массив, огибала поле для крикета. На нем эдаким сорвиголовой хозяйничал Скаддер. Он стоял неподалеку от дороги, выставив ногу, словно призывал кого-то к ответу. Именно так он запечатлелся в памяти Мориса… кто он — дьявол-искуситель или друг? Нет, что положение омерзительное — это ясно, от этого никуда не убежишь до конца жизни. Но одно дело — понимать положение, в какое ты попал, и совсем другое — понимать человека. Важно уехать из Пенджа, туман сам рассеется. На худой конец всегда есть мистер Ласкер Джонс.

— Кто этот егерь, что был у нас капитаном? — спросил он Клайва, предварительно задав вопрос про себя, чтобы интонация не показалась странной.

— В этом месяце он уезжает, — ответил Клайв несколько невпопад. К счастью, они как раз проезжали мимо псарни, и он добавил: — Он хорошо содержал собак, в этом смысле его будет недоставать.

— А в других смыслах?

— Наверное, дальше будет хуже. Чем дальше, тем хуже. Он парень трудолюбивый и точно не дурак, а на его место я беру… — И довольный, что Морис проявил интерес, он вкратце обрисовал состояние дел в Пендже.

— А заповеди он соблюдает? — не без дрожи в голосе задал Морис высший из вопросов.

— Скаддер? Для этого он, пожалуй, слишком умен. Хотя Энн наверняка скажет, что я к нему несправедлив. Но стоит ли ждать от слуг той честности, что свойственна нам, той преданности или благодарности?

— Я бы никогда не смог вести хозяйство в Пендже, — вступил Морис после паузы. — Не мог бы, к примеру, верно подобрать слуг. Взять того же Скаддера. Из какой он семьи? Даже представить не могу.

— Кажется, его отец работал мясником в Осмингтоне. Да, точно.

Ну, это уже чересчур, вспыхнуло в голове у Мориса, он сорвал с себя кепку, швырнул на пол машины и вонзил пальцы в волосы.

— Что, опять голову прихватило?

— Кошмар.

Клайв, сочувствуя, не стал донимать Мориса разговорами, до самого расставания оба не проронили ни слова, Морис всю дорогу сидел скорчившись, укрыв глаза тыльной стороной ладоней. Всю жизнь он слушал свой внутренний голос, но при этом не слышал его, и, конечно, в этом была его беда. Внутренний голос внушал ему: возвращаться в Пендж небезопасно, вдруг какое-то чудище подкараулит его на лесной дороге? Но он вернулся — и вот результат. Его всего передернуло, когда Энн спросила: «Наверное, у нее ярко-карие глаза?» Внутренний голос подсказывал ему: высовываться из окна спальни и кричать в ночь «иди сюда» — неразумно. Как и большинство мужчин, он эти подсказки улавливал — но истолковать не мог. Ясность наступала уже после того, как что-то случалось. Нынешние обстоятельства, столь несхожие с кембриджскими, были явлением того же порядка, и опять-таки он спохватился, когда было уже поздно. Комната Рисли — это же вчерашние дикие розы и энотеры, а безумная поездка на мотоциклете с коляской — разве она не перекликается с его потугами на поле для крикета?