Эдвард Форстер - Избранное

Он снова лег в постель, и тут до слуха донесся звук, едва уловимый, такой интимный, будто родился где-то в недрах его собственного тела. Его словно прошило огненной судорогой — верхушка лестницы на фоне лунного света завибрировала. В проеме появились голова, плечи, и в комнату влез мужчина, почти незнакомый… почти… он осторожно прислонил к подоконнику ружье, шагнул к Морису, оцепеневшему на своем ложе, опустился рядом на колени и зашептал:

— Сэр, вы меня звали, да?… Сэр, я все знаю… знаю…

И одарил Мориса прикосновением.

— Я лучше пойду, сэр?

Застенчивость сковала все существо Мориса, он сделал вид, что не слышит.

— Нельзя, чтобы мы заснули, кто-нибудь придет, неловко получится, — продолжал гость, издав неопределенный смешок, и у Мориса потеплело на душе, хотя какая-то робость и даже грусть не отпускали. Он выдавил из себя:

— Не надо называть меня «сэр».

И смешок прозвучал снова, мол, подумаешь, какие мелочи. Вроде и собой приятен, и обходителен, но Морису становилось все неуютнее.

— Как вас зовут? — спросил он не своим голосом.

— Скаддер.

— Знаю, что Скаддер, а имя?

— Алек, только и всего.

— Надо же, какое имя.

— Какое есть.

— А я — Морис.

— Я видел, когда вы первый раз приехали, мистер Холл, вроде во вторник дело было, я еще подумал: вон как посмотрел на меня, и ласково, и сердито.

— А кто с вами был? — спросил Морис после паузы.

— A-а, это просто Милли, двоюродная сестрица. Помните, в тот вечер еще фортепьяно вымокло, а вы никак с книжечкой устроиться не могли, так и не стали ее читать, так и не стали.

— Вы откуда знаете, что не стал?

— Видел по тому, как вы из окошка высовывались. И на другой вечер тоже. Я на лужайке тогда был.

— Это когда лило как из ведра?

— Да… дел-то много… их за тебя никто не сделает… да ладно, мне все равно здесь недолго осталось, так чего уж там.

— Утром я вам здорово нагрубил.

— Да ну, пустяк… извините, что спрашиваю — дверь заперта?

— Сейчас запру.

Он запер дверь, и ощущение неловкости вернулось. Пусть Клайв в прошлом, но куда его несет, к какому берегу он собирается причалить?

Вскоре они заснули.

Поначалу разместились порознь, словно близость смущала их, но под утро тела задвигались — и проснулись они в объятиях друг друга. «Лучше, наверное, я пойду?» — повторил Скаддер, но Морис, чей сон в первые часы ночи был пронизан строчкой: «Кое-что идет не так, значит, так и будет», — наконец обрел высший покой и пробормотал:

— Нет, не надо.

— Сэр, так ведь церковные часы четыре пробили, надо вам меня отпустить.

— Морис, называйте меня Морис.

— Но часы…

— Черт с ними!

— Мне еще поле для крикета нужно подровнять, — сказал Алек, но не шевельнулся, и на его лице в серой предутренней дымке обозначилась довольная улыбка. — И птичек моих надо навестить… с лодкой-то я уж разобрался… мистер Лондон и мистер Фетерстонхоу тут всю воду всколыхнули, ныряли прямо в лилии… сказали мне, мол, всякий джентльмен должен уметь нырять… а я вот не умею. Меня спроси, так кидаться головой в воду — это не по природе. Эдак и утонуть недолго, оборвать свои дни раньше срока.

— А меня учили, что если залез в воду и не замочил волосы — заболеешь.

— Вот и неправильно вас учили.

— Может быть, меня много чему учили неправильно. Насчет волос мне вдолбил учитель, мальчишкой я ему полностью доверял. По сей день помню, как мы с ним прохаживались по берегу… вижу как наяву. Волны накрывают берег, со всех сторон теснит серая пелена… — Он окончательно стряхнул с себя сон, потому что ночной гость явно вознамерился ускользнуть. — Не уходите, куда вы?

— Так ведь крикет…

— При чем тут крикет — вы уезжаете из Англии.

— Ну, до этого мы разок-другой встретимся.

— Останьтесь, расскажу вам сон. Мне приснился мой старый дедушка. Большой был чудак. Интересно, что сказали бы о нем вы. У него была теория: все умершие переселяются на Солнце. А своих работников при этом он держал в черном теле.

— А мне приснилось, как меня хотел утопить мистер Борениус. Только мне и вправду пора, не могу я тут болтать про сны, поймите, мистер Эйрис мне голову открутит.

— Алек, вам никогда не снилось, будто у вас есть друг? Просто друг, он хочет вам помочь, а вы — ему. Друг, — повторил Морис мечтательно, — человек, который всю жизнь будет с тобой, а ты — с ним. Наверное, такое возможно только во сне.

Но время, отпущенное на речи, прошло. Уже был слышен предутренний зов, а рассветное солнце ширило трещину в полу. Гость подошел к окну, и Морис окликнул: «Скаддер!» Тот обернулся, как хорошо обученный пес.