Эдвард Форстер - Избранное

Но из истории в Кембридже он вышел героем, а в Пендже чувствовал себя предателем. Он злоупотребил доверием хозяина и осквернил этот дом в его отсутствие, оскорбил миссис Дарем и Энн. А дома его ждал еще более тяжелый удар — ведь он согрешил и перед своей семьей. До сих пор с домочадцами он просто не считался. Дурехи — держись с ними в рамках приличий, и хватит с них. Они так и остались дурехами, но внезапно их общество стало тяготить его. Между ним и этими провинциалками возникла полноводная река, они оказались на разных берегах. Их болтовня и кудахтанье, бестолковые жалобы на шофера, на распущенность слуг лишь расширяли пропасть между ними. И когда мать сказала: «Морри, давай посекретничаем», — сердце его замерло. Как и десять лет назад, она повела его по саду, бормоча про себя названия растений. Тогда он смотрел на нее снизу вверх, теперь — сверху вниз. Теперь он хорошо знал, чего в свое время хотел от мальчика-садовника.

Из дома выпорхнула Китти. Она обожала сообщать новости, а сейчас в руке у нее была телеграмма.

Морис прочитал текст, и его затрясло от страха и ярости. «Приезжайте, жду вечером у сарая для лодок, Пендж, Алек». Это же надо додуматься — прислать такую телеграмму по почте! Наверное, у кого-то из слуг нашелся его адрес, потому что он был написан полностью и без ошибок. Хорошенькое дело! Тут уже попахивало шантажом, как минимум немыслимой наглостью. Отвечать он, естественно, не будет — только этого не хватало, — о том, чтобы сделать Скаддеру подарок, теперь не может быть и речи. Что ж, Морис, поделом тебе, будешь знать, как нарушать границы сословий и классов.

Но как ни противился Морис, всю ночь тело его изнывало по Алеку. Мысленно он назвал это «похотью» (как легко произносится это слово!), на другой же чаше весов — работа, семья, друзья, положение в обществе. В такой расклад, конечно же, надо включить и его добрую волю. Ибо, если люди по доброй воле будут забывать о классовых различиях, цивилизация — в том виде, в каком мы ее создали, — обречена. Но тело его ничего не желало знать, ибо природа сыграла с ним злую шутку. Оно отказывалось внимать голосу разума и даже угрозам, поэтому наутро, вымотанный и устыженный, Морис позвонил мистеру Ласкеру Джонсу и договорился о втором визите. Но не успел собраться в путь, как пришло письмо. Его принесли во время завтрака, и Морис прочел его на глазах у матери. Вот что в нем было:

«Мистер Морис. Дорогой сэр. Я ждал вечером в сарае для лодок. Решил, этот сарай будет в самый раз, потому как лестницу унесли, а лежать в лесу на траве уж больно мокро. Так что приходите туда либо завтра вечером, либо послезавтра, хозяевам скажете, что захотели прогуляться, кто же вас будет проверять, а сами приходите в сарай. Дорогой сэр, позвольте мне еще раз соединиться с вами, прежде чем я распрощаюсь со старой Англией, надеюсь, это не слишком обременительная просьба. У меня есть ключ, я вас впущу. Я отплываю 29 августа на „Норманнии“. После крикета меня жуть как тянет к вам, обнять вас сперва одной рукой, потом и двумя, а потом соединиться с вами, такое это будет для меня блаженство, что и слов не подобрать. Я прекрасно понимаю, что я не более чем слуга, и не собираюсь злоупотреблять вашей любезной добротой и никаких других вольностей тоже себе не позволю.

С уважением

А. Скаддер (егерь эсквайра К. Дарема).

Морис, вы и вправду уехали оттого, что заболели, как сказали слуги? Надеюсь, ваше здоровье уже поправилось. Не сочтите за труд и напишите, если не сможете приехать, потому что я совсем лишился сна, так что завтра вечером приезжайте в сарай для лодок и даже не думайте, а уж если не получится, тогда послезавтра».

И как это прикажете понимать? В мозгу Мориса засело одно предложение, отодвинув в туман остальные: «У меня есть ключ». Так-так, у него есть ключ, а второй — в доме, у кого-то из его сообщников, допустим у Симкокса… Все письмо Морис воспринял именно в этом свете. Его матушка и тетя, стоявший перед ним кофе, чашки с университетской символикой на буфете — все на свой лад говорило: «Если ты туда поедешь — ты пропал, если ответишь, твоим письмом тебя будут шантажировать. Положение твое скверное, но по крайней мере у него нет листка бумаги, написанного твоей рукой, и через десять дней он уезжает из Англии. Затаись, глядишь, и пронесет». Он поморщился. Сыновья мясников и иже с ними могут изображать из себя пылкую невинность, но новости из зала суда они тоже читают и знают, что к чему… Если что-то подобное повторится, он призовет в помощь надежного адвоката — обратился же он к Ласкеру Джонсу, когда у него случился эмоциональный срыв. Как он мог себе позволить такое недомыслие? Ничего, надо аккуратно разыграть карты, что есть у него на руках, — и через десять дней можно будет спать спокойно.