Маргрит де Моор - Крейцерова соната. Повесть о любви.

Стоя у дверей в ожидании своего такси, я увидел, как они входят в холл. Он держал ее за локоть, взгляд у него был потемневший, казалось, он все еще не может прийти в себя. Я колебался. Подойти к ним и еще раз попрощаться? Они шли в сторону следующего помещения, из которого был выход в сад. Сюзанна Флир снова была в своем желтом платьице, которое она, скорей всего, подняла тогда с пола и повесила на плечики — материя без единой складки облегало ее тело. Видно было, что она уже совершенно забыла свой страх разбиться и была сосредоточена лишь на одном: что мы будем делать дальше? Но и до этой минуты она явно не скучала. Кажется, парочка утром уже успела сходить в зоологический сад этот разбитый по свободному плану парк, в котором хищники, словно кошки, сидели на деревьях. Рай, в котором перемешались запахи мочи, навоза и мускуса, — мне казалось, что этот рычащий, сопящий, ревущий, пронзительно крикливый и крякающий мир был достаточно зрим даже для тех, кто видел его с закрытыми глазами. Одному Богу известно, что там между ними происходит, подумал я и бросил взгляд на часы. Не прошло и секунды, как Сюзанна Флир взглянула на свои.

Я видел ее тогда в последний раз. У меня за спиной раздался сигнал такси. Я подхватил свой чемодан и уехал в аэропорт.

Через десять лет после того, как мы с Мариусом ван Влоотеном вместе летели в Бордо, я снова ненадолго приехал в Европу и вот в Схипхоле, возле стойки регистрации пассажиров, в очередной раз повстречал критика. Из-за того что почти сразу после нашей первой встречи я по работе перебрался в Принстон, летняя неделя, проведенная в Шато Мелер-Брес, довольно быстро покрылась пеленой забвения. Но на нашем континенте даже судьба предстает в миниатюрном обличье, и вот не прошло и десяти лет, как она, словно шутя, поставила меня в очередь следом за Ван Влоотеном. Мы разговорились, и я заметил, что настроение у него хуже некуда.

Девушка за компьютером не прибавила ему оптимизма.

— Вы предпочитаете сидеть у окна или с краю? — спросила она его, не отрывая взгляд от экрана.

Ван Влоотен усмехнулся, я подошел, встал с ним рядом и со словами: “Господин предпочитает место с краю” положил на стойку свой паспорт и билет.

— Дайте, пожалуйста, место у окна мне.

С раздраженным лицом он прошел со мной на паспортный контроль. Я увидел, что он отлично знает дорогу, и даже что-то по этому поводу сказал.

— Раньше знал, — отозвался он, — до тех пор пока тут все не перекопали. — В этой чертовой стране вечно что-нибудь расширяют, мусорят, создают неразбериху, и все из-за кучки идиотов, которым, видите ли, охота по дешевке прокатиться в Испанию!

Уже вскоре мы оказались на переходе по пути к сектору G, где чуть в стороне за загородкой до обалдения стучали пневматические молотки и надрывался голос ведущего популярной радиостанции, скороговоркой тараторящий мужской голос, от которого с ума можно было сойти. Это еще чудо, что мы услышали объявление о том, что вылет рейса ZD421 в Зальцбург временно откладывается.

— Боже правый! — произнес Ван Влоотен четверть часа спустя, сжимая ножку бокала шампанского.

Мы с трудом отыскали бар, этакое ослепительное помещение, сверкающее хромированным металлом и зеркалами; он казался спасительным островком среди удушающей давки прохода. Пахло устрицами и рыбой, из напитков имелось только шампанское.

— Ну и гадость, однако, — обронил Ван Влоотен в сторону соседа, сидевшего за стойкой справа от него.

В ответ анонимный пассажир, “жертва кораблекрушения” вроде нас, поведал о том, что сорокавосьмилетнему пилоту нашего самолета отказано в разрешении на вылет. “Да-да, обнаружили алкоголь, концентрация в крови значительно больше разрешенных 0,2%”.

— Этот румын, — пояснил мне Ван Влоотен, — теперь должен спать четыре часа.

Его голос, ставший вдруг глухим и беззвучным, как у человека, волю которого парализовал огонь, заставил меня повернуть голову. Глаза, под которыми пролегли черные круги, он устремил в пол, челюсть непрерывно двигалась, как будто он все время что-то жевал.

Я спросил, как у него дела — ведь прошло столько лет.

Он ответил, что две недели назад она его оставила.

Я не сразу понял, о ком идет речь, и потому осторожно спросил:

— Ваша жена?

— Сюзанна.

И он рассказал мне, что буквально сегодня рано утром он получил письмо от ее адвоката, он к тому времени еще даже не побрился и не успел одеться.

— Почту нам всегда приносят раньше девяти.