Маргрит де Моор - Крейцерова соната. Повесть о любви.

— Прочитайте мне вслух, — попросил он своего шофера и по совместительству слугу, которого совершенно не стеснялся по той простой причине, что не мог себе этого позволить.

Он сидел в это время на кухне, на своем обычном месте за столом, за которым оказывался ежедневно ровно без четверти восемь — время начала их завтрака с Сюзанной и их шестилетним сынишкой. День был ослепительный. У него за спиной была открыта дверь в огород, и человек опытный по кудахтанью кур мог бы сейчас же определить, что на улице удивительно тепло и солнечно. Но Мариус ван Влоотен, не спавший уже три ночи подряд, в таких вещах не разбирался; в руке он держал ложку, в горячем кофе медленно растворялось несколько таблеток аспирина.

— Читай! — приказал он, поднес ложку ко рту, проглотил содержимое и начал размешивать кофе в большой чашке, стоявшей перед ним на расстоянии, выверенном до миллиметра.

Стол, накрытый на одного. Напротив — два пустующих места. Жена требовала развода по причине проявленной нравственной жестокости, настаивала на алиментах, сумму которых нельзя было назвать ни скромной, ни завышенной, она также выражала желание сама заботиться о ребенке.

Я слушал, удивляясь все больше тому, что эта пара, по всей видимости, оставалась вместе вплоть до сегодняшнего дня. Ван Влоотен был тогда абсолютно сражен, — это я хорошо запомнил, но Сюзанна Флир, по моим представлениям, была девушкой, живущей только ради своего искусства, при этом женственная, светлая часть ее личности, естественно, не чуждалась духа любовного приключения, так, иной раз, от случая к случаю, по ней это было заметно. Но как он сумел заполучить ее на всю жизнь? И в ту же секунду я получил ответ на свой вопрос, словно слова пришли откуда-то свыше: “Ах, что может заставить любовь разгореться жарче, чем сознание, что ты обладаешь некоей силой, уникальным даром, приводящим другого в полный восторг?”

Взгляд мой скользнул по толпе пассажиров, огибавших бар с обеих сторон, подобно разделившемуся надвое стаду домашних овец. Все в майках с короткими рукавами. С ничего не выражающими лицами. Плетутся покорно. При этом мне невольно подумалось, что при определенных обстоятельствах, если бы кто-то умело взялся за дело, то среди этих людей нашлось бы немало способных превратиться в устрашающие, лишенные разума чудовища.

Тем временем Ван Влоотен принялся рассуждать про разные виды убийства.

Только я, за неимением выбора, сделал глоток шампанского и хотел спросить: “О чем это вы?”, как он торжественно заверил меня в том, что к числу многочисленных умений, которыми может похвастать умный слепой, принадлежит и убийство.

Мой скепсис не остался им незамеченным.

— Что вы ухмыляетесь? — прикрикнул он на меня.

— Ну… — отозвался я и наклонился поднять его палку, которую случайно уронил.

Он нетерпеливо принял свою вещь у меня из рук и прислонил ее к боковой стенке пивного автомата. “Никогда не начинайте поступка с мыслью: ладно, посмотрим, там будет видно, — горячо проговорил он, описав рукой в воздухе окружность: — ведь бывают последствия, которые потом не остановишь!”

Словно мы сделали заказ, официантка поставила перед нами пару новых бокалов. Мы выпили. В тоне непринужденной, увлекательной беседы я поинтересовался, какими еще достижениями может похвастаться “в повседневной жизни” умный слепой.

Он ни на секунду не замедлил с ответом.

— Горные лыжи.

— Как, в самом деле?

— Да.

Они всегда ездили кататься на лыжах в Моржеле и всегда делали остановку в той гостинице, в которой в прежние дни он бывал со своими родителями и сестренкой Эмили. Позже, когда у них в доме появился шофер, Сюзанна стала забираться на заднее сиденье к мужу, но в первые годы машину водила она сама. Случалось, что она, ни разу не остановившись, проезжала целиком весь шестичасовой маршрут от их дома в Вассенааре к подножию Вогезов. Способная женщина, с пониманием его черного, безграничного мира, она умела обращаться с педалью газа. По пути она бормотала что-то себе под нос, оглашала вслух содержание дорожных щитов и указателей и всегда говорила, сколько километров отделяет их от следующего населенного пункта, — эта ее привычка была ему на руку, так как давала ему возможность мысленно представить себе местность в виде карты. Они всегда останавливались в придорожной гостинице близ Сен-Дьё, непременно, и уже на второй раз ей не пришлось больше объяснять: “Через десять шагов — по лесенке наверх. Через пятьдесят метров — влево”, — так легко он проделывал путь в столовую; прямиком попадал за свободный столик, двигаясь в затылок следом за ней. И особенно приятной ему казалась ее привычка прикладывать его руку к спинке стула, чтобы он знал, куда ему садиться.