Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

По всему городу женщины встают с кроватей, чтобы отправиться за хлебом, готовить завтрак, собирать детей в школу; беззвучно стонут мужчины, заставляя себя влезать в пропитанную вчерашним потом одежду, готовясь к тяготам изнурительного трудового дня.

Ясный, ветреный, зеленовато-розовый средиземноморский рассвет касается белых стен Париоли, наспех возведенных миллионерами эпохи Муссолини и достроенных в годы реализации плана Маршалла; первые нежаркие лучи солнца падают на купол Ватикана, вершины ив, растущих в саду Боргезе, обнаженную голову Гарибальди, статуя которого стоит на Яникуле.

Светлеет и в гостиничном номере, где Джек, захваченный в плен прошлым, лежит без сна и слушает голоса ушедшего века…

Он взглянул на часы в кожаном футляре. Пора вставать. Он поднялся с кровати, побрился. В ярко освещенной ванной собственное лицо показалось Джеку усталым, измученным, он порезал бритвой шею, кровь долго не останавливалась.

Он оделся. Голова у Джека была тяжелой, кончики пальцев – слегка онемевшими. Он взял пакет Деспьера и спрятал его в шкафу под стопкой рубашек. Солнечные очки скроют его воспаленные глаза от пристального взгляда Делани.

Собравшись уходить, он заметил на полу возле двери конверт. Когда Джек наклонился, чтобы поднять его, он испытал головокружение. На конверте не было ни фамилии, ни адреса. Джек почувствовал, что внутри лежит один тонкий листок бумаги. Он вскрыл конверт непослушными пальцами, подозревая, что это очередная ночная атака, отголосок кошмаров.

«Эндрус, – прочитал он. Послание было написано красными чернилами, нервным, торопливым почерком. – Мне попалась цитата, которая касается вас. Это Плиний в изложении Леонардо да Винчи. Вы интересуетесь естествознанием? Вон она:

„Большие слоны обладают качествами, редко встречающимися у людей, а именно целомудрием, сдержанностью, чувством справедливости, уважением к традиции. Когда нарождается молодой месяц, они идут к реке и тщательно моются в ней; поприветствовав таким образом планету, они возвращаются в леса.

Они очень стыдливы и спариваются под покровом ночи, тайком; прежде чем вернуться в стадо, они моются в реке".

Помните о слонах, Эндрус, будьте стыдливы, смойте с себя грязь. Брезач».

Джек оцепенело уставился на тонкий листок. Значит, к двери подходил Брезач, подумал он. Этот парень – сумасшедший, он способен на все. Только безумец мог подкрасться к его номеру в три часа ночи, чтобы оставить подобное послание.

Аккуратно свернув конверт, он сунул его в карман. Потом заставил себя открыть дверь, ведущую в коридор.

И все же дни были сносными. Ночи давались гораздо труднее.

Он прождал в ресторане до половины третьего, съел ленч, долго пил кофе, но Вероника так и не появилась. Джек вернулся в гостиницу, но не нашел там записки от девушки. Раздраженный, он решил забыть о ней, подняться к себе и вздремнуть. После тяжелой ночи сеанс дублирования показался Джеку особенно утомительным. Морис ворчал на Эндруса, иронизировал по поводу его внешнего вида. «Господи, – сказал Делани, – можно ли ожидать хороших результатов, если ты трахался целую ночь?»

Джек резко оборвал Делани и попытался собраться, но последствия истекшей ночи давали о себе знать. Ему следовало выспаться, но он чувствовал, что не заснет, не попытавшись найти Веронику.

Джек назвал Гвидо отель, где жила девушка. Гвидо, вероятно, хорошо поел, он был жизнерадостным, разговорчивым. Джек предпочел бы вздремнуть в тишине на заднем сиденье.

– Франция, – заявил итальянец, сорвавшись с места, когда зажегся зеленый свет, и тут же резко затормозив, чтобы не сбить старика с портфелем, – Франция – вот это страна!

Он говорил на французском языке, служившем им связующей нитью.

– Французы – избранники бога. У них есть все. Плодородные земли, полезные ископаемые, самые красивые женщины. Они не страдают от перенаселения. Это их самая большая удача. Они контролируют рождаемость. А в этом бестолковом итальянском инкубаторе женщины каждый день рожают по двадцать тысяч будущих безработных. Франция даже ввозит к себе рабочую силу.

Он покачал головой, удивляясь небывалой удачливости французов.

– Там человек чувствует себя как король. Он громко вздохнул.

– Мне надо было там остаться. Когда мой батальон передислоцировали, мне следовало дезертировать и остаться во Франции. Позже я смог бы получить гражданство. Лучшие месяцы моей жизни я провел под Тулоном. Мой капитан был жуликом, он продал нас женщине, с которой крутил любовь; она владела виноградниками, на которых мы проработали всю весну и лето. Эта дама была аристократкой. Она говорила нам: «Мои несчастные мальчики, вы проиграете эту войну, многие из вас скоро умрут, так пейте же сейчас столько вина, сколько хотите». Вино, изготовляемое на побережье, весьма крепкое; она относилась к нам с пониманием и, заставая нас спящими под оливами, никогда не жаловалась капитану. Если уж работа неизбежна, – назидательно заметил Гвидо, – всегда лучше работать на аристократа.