Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

Всем казалось, что война кончилась уже давно, хотя с момента ее завершения не прошло и года. Как и другим обитателям госпиталя, Джеку казалось, что навещавшие их штатские считают раненых упрямцами, цепляющимися за ушедшую эпоху и ведущими себя подобно детям, отказывающимся становиться взрослыми и принимать на себя бремя ответственности. Уилсон выразил общую мысль после очередного визита родственников. «Знаешь, – сказал он, – мы не вписываемся в общую картину. Мы – жалкий утиль, который кто-то по ошибке привез из Европы». Из его ног по-прежнему извлекали осколки.

Джек и Карлотта сидели под деревом в госпитальном дворике. Было тепло, все вокруг зеленело и радовало глаз, только темно-бордовые халаты вносили диссонанс в общую картину; вдали виднелись размытые очертания невысоких гор. Джек уже мог хорошо ходить, а его деформированная, изуродованная шрамами челюсть почти зажила. Его ждали еще две операции на челюсти – врачи называли их косметическими, первая из них была запланирована на следующее утро, но Джек не сказал о ней Карлотте.

Он не хотел портить день. Карлотта заехала к нему всего на два часа, и он решил не омрачать их. Она, конечно, постарела., набрала лишний вес; ее акции в Голливуде стали падать, теперь ей доставались неважные роли в посредственных фильмах, гонорары начали снижаться; она жаловалась, что ее теснят более молодые актрисы.

Джек заметил морщинки на шее, мертвенность крашеных волос, туго затянутый пояс, жалобный взгляд и неуверенные ноты в голосе. Он вспомнил слова молодого лейтенанта, назвавшего ее еще привлекательной и умелой. О встрече с лейтенантом, как и об утренней операции, Джек не стал рассказывать Карлотте.

Он лишь сидел на скамейке рядом с ней, даже не касаясь Карлотты, и думал: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя».

Джек упрямо продолжал верить в то, что он выбрался из горящей фермы, месяцами получал инъекции морфия, провел много часов на операционных столах, совершил с помощью Уилсона путешествие в инвалидной коляске не для того, чтобы потерять Карлотту или свою любовь к ней. Он вернется в сад, к зеленеющим листьям авокадо, к плодам, нарисованным рукой ребенка, к аромату лимонов и апельсинов; им удастся заново создать ту атмосферу праздника, в которой они жили.

– И надо же было такому случиться именно с тобой. Это просто несправедливо, – говорила Карлотта. – Все уже находятся дома и даже не вспоминают о войне. Ладно бы еще ты служил в пехоте, но получить ранение в войсках связи! Как ты оказался под обстрелом?

Джек устало улыбнулся.

– Я спал, – сказал он. – Иногда попадаешь в неожиданную ситуацию.

– Мне больно видеть тебя таким, дорогой, – дрожащим голосом произнесла Карлотта. – Худым, измученным, смирившимся. Я помню, каким ты был дерзким, самоуверенным…

Она смущенно улыбнулась.

– Очаровательным, несносным, говорившим людям в глаза все, что ты о них думал…

– Я обещаю, – сказал Джек, – выбравшись отсюда, снова стать несносным.

– У нас были счастливые годы, правда, Джек? – сказала Карлотта, как бы умоляя его согласиться с ней, подтвердить справедливость ее слов. – Пять славных лет. Проклятая война.

– У нас впереди еще много хороших лет, – сказал Джек. – Я это гарантирую.

Она покачала головой.

– Все так изменилось. Даже климат. Туман не рассеивается до середины дня, я никогда не видела, чтобы так часто шли дожди. Похоже, я разучилась принимать правильные решения. Я была такой уверенной в себе… теперь превращаюсь в развалину…

– Ты выглядишь прекрасно, – возразил он.

– Скажи это моим зрителям, – с горечью в голосе произнесла она.

Карлотта засунула палец за пояс юбки, туго стягивающий ее талию.

– Мне необходимо похудеть, – сказала она.

– Ты видела Мориса? – спросил Джек. – Как он?

– Ходят слухи, что студия разрывает с ним контракт и выплачивает ему неустойку, – сказала Карлотта. – Последние две его картины провалились. Он тебе об этом говорил, когда был здесь?

– Нет, – сказал Джек.

Делани дважды навещал Джека в госпитале, но их свидания проходили натянуто. В начале войны Делани забраковала медкомиссия; причину отказа он скрывал. Госпиталь, заполненный ранеными, плохо действовал на Делани. Он часто говорил невпопад, избегал тем, связанных с его работой, задавал Джеку вопросы о войне и не выслушивал ответы. Он специально приезжал к Джеку из неблизкого Нью-Йорка, но оба раза казался рассеянным, спешащим, испытывающим облегчение, когда подходило время прощаться.