Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

Он не стал раскрывать газеты, принесенные официантом, – в них могла быть информация о похоронах Деспьера. Чем меньше он станет думать сегодня и в последующие дни о Деспьере, тем в лучшем состоянии будут находиться его нервы. Допивая кофе, он подумал о том, что встреча с Брезачем состоится лишь через четыре часа. Джек представил себе других обитателей отеля, предвкушающих сейчас за завтраком радость от ждущей их экскурсии по городу. Этим утром, на несколько часов, я тоже стану туристом, решил Джек. Возможно, другого случая не представится. Подойдя к письменному столу, он взял старый путеводитель Бедекера, изданный в 1928 году, положил его перед собой рядом с чашкой кофе и принялся за булочку с глазурью.

Идея совершить прогулку по Риму с путеводителем 1928 года показалась ему заманчивой. Город прошлого, описанный сухим, лаконичным языком, казался более упорядоченным, располагающим к отдыху, реальным, нежели нынешний. С туристом в нем не могло случиться ничего плохого. Единственная реальная опасность, подстерегавшая туриста в 1928 году, похоже, заключалась в том, что он мог дать слишком большие чаевые.

Он начал читать с середины. В разделе «Церкви и учебные заведения» Джек обнаружил параграф, озаглавленный «Гиды-лекторы (английский язык)». Проф. Л. Рейно, Виа Флавиа, 6; синьора П. Капали, Виа Витторио Венето, 146; м-р Т. Б. Инглфилд, Виа Чезара Беккариа, 94; мисс Грейс Воннакот, Виа деи Граци, 134…

Да, вот кто мне нужен – англоязычный гид-лектор, способный объяснить все происшедшее, подумал Джек. Что бы сказала сейчас сеньора П. Капали о своих соотечественниках Веронике Ренци, Барзелли и Тачино, какими словами описала бы мисс Грейс Воннакот Мориса Делани, этого непростого потомка ирландских эмигрантов?

Отведите меня к памятникам старины, мистер Т. Б. Инглфилд, покажите мне надгробья, под которыми покоятся любовь и честолюбие; я хочу увидеть места, где совершалось насилие, где раздавались предсмертные вопли и крики восторга, побывать там, где короли представали перед своими палачами, где гладиаторы тешили толпу. У меня есть друзья, развлекающие толпу похожим способом; им тоже поражение обходится исключительно дорого.

Ленивым жестом Джек перевернул страницу.

План экскурсии.

«Второй день. Прогулка от Сант-Онофрио через Пасседжата Маргерита к Сан-Пьетро ин Монторио, где следует дождаться заката…»

Где следует дождаться заката…

Какая мирная, спокойная картина – человек ждет в 1928 году заката возле Сан-Пьетро ин Монторио, подумал Джек, потягивая кофе.

Зазвонил телефон. Звук был резкий, нетерпеливый, словно телефонистка плохо выспалась ночью и теперь была зла на весь свет. Джек протянул руку и снял трубку.

Это была Карлотта.

– Извини за столь ранний звонок, – заговорила она, – но я хотела застать тебя, пока ты куда-нибудь не ушел. Меня не пустили к Морису, и я решила…

– С ним все в порядке. – сказал Джек. – Он получил твои розы…

Джек, – произнесла она, – не избегай меня. Пожалуйста. Я хочу тебя видеть. Как забавно – спустя столько лет мы в одной гостинице… Ты не пригласишь меня на ленч?

– Не могу, – ответил Джек. – В полдень у меня деловое свидание.

– А что ты собираешься делать до этого времени? – Пойду на экскурсию.

– Куда?

– В Сикстинскую капеллу.

Это была первая достопримечательность Рима, о которой он вспомнил.

– Потрясающе. – сказала Карлотта. – Я решила пойти сегодня утром именно туда.

– Когда ты это решила?

– Две секунды тому назад.

Она засмеялась. Ее смех был сдержанным и дружеским.

– Можно к тебе присоединиться?

«Почему нет? – подумал Джек. – Я испытал в Риме все, только вот не ходил в Сикстинскую капеллу со своей бывшей женой».

– Я спущусь в вестибюль через пятнадцать минут. Ты успеешь собраться?

Конечно, – ответила она. – Ты же помнишь, как быстро я одеваюсь.

«Помнишь», – мысленно повторил Джек, опуская трубку. Женщины используют это слово вместо дубины.

Он направился в ванную и во второй раз за это утро с помощью пены превратился в седобородого старика.

Она уже находилась в вестибюле, когда он вышел из лифта. Карлотта беседовала с какой-то женщиной и не сразу заметила его; он получил возможность разглядеть ее внимательно, увидеть, что с ней сделали годы. Она поправилась, и черты лица стали более мягкими. Красота ее померкла, но, уходя, она не оставляла за собой следов горечи и озлобления. Каким-то чудесным образом время превратило ее из той неврастенички, какой она была перед их расставанием, в крупную, жизнерадостную матрону. Глядя на Кар-лотту, оживленно болтавшую со знакомой, Джек подумал, что, если бы сейчас его попросили описать ее внешность, он назвал бы Карлотту миловидной женщиной.