Олег Журавлев - Соска

— Мне жалко, конечно, — безразлично сказала Вилена, — но если действительно никак его нельзя разбудить, то ему, наверное, и разницы никакой нет… Ой, что это?

Странная музыка донеслась из двух огромных музыкальных колонок, которые размещались на разделочном столе и почему-то ускользнули от внимания гостей.

Странно… Их же там не было минуту назад! — мысленно опешил Полежаев, но вслух ничего не сказал.

Музыка напоминала мелодичное гудение, наподобие ветра за окном. Такой звук можно издавать носом, если держать при этом рот открытым и воспроизводить конкретную мелодию.

Хабибуллин схватил дистанционный пульт со столика на колесах и направил его на пульт в изголовье Степана. Замигали треугольник и слова «идет запись».

Полежаев проследил за двумя ярко-желтыми проводками, которые выходили с задней части колонок, спускались с разделочного стола на пол, соединялись воедино и бежали по полу до кровати пациента, затем поднимались к лицу Степана и присоединялись к прозрачному клювику, который был вставлен коматозному в нос.

От удивления издатель зажмурился и потряс подбородком, но ничего не спросил.

— Мое хобби, — мило потупившись, пояснил Хабибуллин. — Слушаю звуки тела. Сейчас должно прекратиться…

Странная музыка действительно прекратилась.

— Послушайте, как красиво!!! — Хабибуллин начал манипулировать дистанционной. — Вот это сердце…

В помещении низко и редко забухало. От вибрации задрожали колбы в штативах.

— А это кровеносные сосуды…

Хабибуллин добавил к буханью сердца перелив, почти журчание флейты.

— Если вы любите индустриальное техно…

Врач наложил ворчание кишечника.

— Здорово, правда? Нос — это мое последнее открытие. Невероятно красиво! Непревзойденный звук. Человек в коме выдает мелодии, которые никогда не снимешь у спящего или занимающегося на тренажере. Здесь все спокойнее. Лаундж. Собираюсь издавать диск.

Врач отключил все остальные звуки, оставив только нос.

Несколько секунд все, замерев, слушали носовую симфонию.

Наконец Хабибуллин прочувственно закрыл глаза, медленно, как оттаявший принц, встрепенулся, повернулся к Полежаеву и спросил:

— А вы что скажете, господин Полежаев?

— Согласен. Красиво.

— Я не об этом.

— Ах! Ну, если бы мне доверили вынести вердикт, я бы, безусловно, сказал «нет». Если есть хоть какой-то шанс, что этот Сверлов, то есть Свердлов, когда-нибудь проснется и напишет «Войну и мир», то его надо использовать. С другой стороны, я понимаю, если у больницы нет средств бесконечно поддерживать жизнь в этом теле, а денег не хватает, чтобы, скажем, принять роды или вырезать аппендицит, то приходится преклониться перед логикой обстоятельств. Но, повторяю, я не «соглашаюсь», а, как вы сами сказали, «не высказываю возражений».

— Я так устала сегодня, можно я присяду на этот бивень? — вдруг попросила Вилена.

— Конечно-конечно, — немедленно согласился доктор. — Только не испачкайтесь, там рядом шкура свернутая, а на ней зачастую остаются капли… — Гм… — Врач вдруг сменил тон, сделавшись серьезным и немного грустным. — Но я вас собрал не за этим. Хорошо, конечно, что вы затронули такой деликатный вопрос и ответили на него… Однако. Однако одно объективное возражение все-таки имеется, — вдруг сообщил Хабибуллин. — Высказал его сам Степан Афанасьевич. Вот оно!

Врач достал из кармана своего белого халата детскую игрушку из ярко-желтой пластмассы.

— Что это? — спросила Вилена и встала с бивня. — Какой смешной бегемотик…

— Самый обыкновенный диктофон. Только детский. На нем начитан текст. Начитан самим Степаном.

— Начитан… носом? — с ужасом спросила Вилена и зачем-то прикрыла ладонью рот.

— Типа завещания? — предположил Полежаев.

— Скорее рассказ. Возможно, биографичный. Во всяком случае, вы должны его прослушать, прежде чем принять решение. Но предупреждаю, то, что вы сейчас услышите, не похоже ни на что другое на… свете. Такого вы просто никогда не могли услышать!

— Откуда вы это взяли? — строго поинтересовался Полежаев, у которого вдруг появилось настойчивое ощущение, что он этот странный предмет уже видел, и не только видел, но и слышал.

— У вас не появилось ощущения дежавю, когда вы вошли сюда? — вопросом на вопрос ответил Хабибуллин, как будто подслушал мысли собеседника.

— А что это — «дежавю»? — кокетливо поинтересовалась единственная в палате женщина — красивое название напомнило ей о том, что пора сменить духи.