Олег Журавлев - Соска

Начать с кика в пах. Я не слишком хорош в драке, но для такого случая можно постараться. Не размахивать ногой, как футболист. Просто несильно, но точно пырнуть носком в пах. Прямо под яйца. А потом мочить. Я моложе. Я регулярно занимаюсь спортом. Я проворен.

— Я не должен лететь на похороны матери… — повторил я, чтобы озвереть.

Но как, как, КАК он разыскал меня? Как узнал, что я здесь? Как отыскал в этом огромном аэропорту? Как признал под маской?

Его каменная морда оставалась безучастной. Он знал, что я думаю. Он всегда это знал.

Я сделал еще один полушаг и вспомнил про пистолет.

Стрелять в него, пока не кончатся патроны. Добивать на кафельном полу. С треском давить очки, дробить пальцы. Посмотреть, что же там у него внутри кровь или что-то другое? Замочить тайну моей жизни в аэропортовском толчке. Выдернуть занозу. Вспоминать о нем в прошедшем времени. Жить без него.

Я доставал пистолет из кармана долго, неумело, схватившись за дуло, а тот цеплялся за подкладку и не поддавался, на это ушли годы.

Он смотрел на меня, он ждал.

А как же голос? У него мой голос. Мой.

Когда, наконец, оружие было направлено на него, а щелчок затвора проскакал по распахнутым кабинкам, он сделал то, что должен был бы сделать давно.

Он просто снял очки.

И тайны моей жизни больше не существовало.

Он снял очки левой рукой, а правой сдернул шляпу.

Тайны моей жизни больше не существовало, но я не почувствовал облегчения.

Скорее наоборот, хотя я и знал теперь, кто он такой, но факт его присутствия здесь одновременно со мной был еще более загадочен.

— Ты не можешь убить сам себя, — сказал он.

— Как такое возможно? — спросил я.

— Ты поймешь это, когда… доживешь до меня. А пока…

Он не смог договорить. Я выстрелил. Кажется, я выстрелил случайно. Просто нажал на курок. Просто попробовал, что из этого получится. Бессознательно. Не отдавая себе отчет в последствиях такого маленького жеста — несильно потянуть на себя последнюю фалангу указательного пальца. Фалангу, которой у меня не было.

Что получается, когда выстреливаешь сам в себя? Ничего необыкновенного. Я попал ему куда-то в грудь. Сантиметрах в семи от сердца, а может быть и ближе. Он развернулся, как волчок в тире, и ударился лбом о фен для рук. Черные очки выскользнули из его старческих варикозных пальцев и покатились по кафелю.

У меня было столько вопросов, а я не задал ни одного! Он ждал от меня благодарности, ублюдок…

Я перешагнул через него — он хрипло поскуливал, умирая. Затем я сделал то, о чем мечтал все эти годы, — раздавил его проклятые очки. Я давил их долго и старательно, планомерно превращая в сухую лужицу пластмассовой крошки. Затем я выстрелил еще раз, в затылок. Из-под него по кафелю брызнуло красным, а внутри моего собственного затылка взорвалась петарда, там запылало.

С минуту я ждал, когда боль успокоится. Затем швырнул оружие в корзину для мусора.

Одновременно с этим я почувствовал прилив большой Любви. Любви к нему. Мне захотелось притронуться к его шее, которую я никогда не видел под этим углом, или хотя бы подержать в руке его руку, погладить обрубок указательного пальца, заросший как боеголовка. Счастье мое стало бы полным. Это было бы вершиной блаженства. Жаль, что я не подумал об этом раньше. Просто лечь рядом, обхватить рукой, слиться, даже войти в него…

В этот момент объявили посадку.

— Как вам? — спросил Хабибуллин, прерывая затянувшуюся тишину щелчком кнопки.

— Неплохо! Совсем неплохо! — сразу же отреагировал Полежаев.

— А я вот только не совсем поняла, как это он…

— Я вас спрашиваю не как профессионала… — Хабибуллин не обратил на Вилену никакого внимания. — Я по сути.

— И вообще, я не верю, что он был таким… богатым, — как ни в чем не бывало продолжила Вилена и повертела плечиками. — У богатых остаются повадки.

— По сути, я думаю, что это не биографичный рассказ. Обыкновенная фикция.

Полежаев демонстративно глянул на часы. Хабибуллин послушно встал.

— Ну что ж… Теперь вы подготовлены. Пройдемте к нему… Только, прошу, ничему не удивляйтесь.

Он сделал приглашающий жест и раздвинул шторы.

Все трое проникли в смежную комнату…

…Полежаев и Вилена оказались в просторной палате, больше похожей на сюрреалистический «медицинский цех».

Никаких ламп, светильников и торшеров тут не наблюдалось, однако помещение было настолько планомерно освещено, что стены сливались с потолком и невозможно было определить его истинные размеры. Предметы обстановки от такого освещения, казалось, сами излучали свет.