Дэвид Галеф - Плоть

В наши дни слово феномен призывают на службу для обозначения всего на свете — от поразительных совпадений до полузащитников. Это срам, потому что слово это должно беречь для обозначения вещей поистине уникальных и необъяснимых, как, например, космические лучи или Большой каньон. Или странствующих проповедников, которые околдовывают верующих и неверующих, а также всех, кто находится посередине. Когда я впервые столкнулся с братом Джимом, то единственное, что я сначала увидел, — была огромная толпа студентов и преподавателей на площади перед Студенческим союзом. Фокусник, решил я, или мим. Мимов вытеснили на Юг, и с тех пор их никогда не видели на Севере. Я шел на вторую пару и просто обошел толпу. Я не поклонник мимов.

Внезапно откуда-то из самой середины этого скопища раздался голос, напоминавший членораздельный гром.

— Ведомо ли вам, — прогремел голос и сделал короткую паузу, — что женщины студенческих союзов — суть орудия дьявола?

Редкая периферия толпы разразилась криками и рукоплесканиями. Две девушки, стоявшие неподалеку от меня, залились краской до самых щиколоток.

— Скажите, на что это похоже, брат Джим! — выкрикнул высокий мужской голос откуда-то справа.

— Вы сами орудие! — крикнул еще кто-то голосом гермафродита.

— И оно превращает… всех членов братств… в торговцев плотью.

Крики стали громче, послышались меткие ругательства. Я остановился у какой-то припаркованной машины и стал слушать дальше. Забравшись на бампер, я смог разглядеть звезду, собравшую народ и набиравшую в грудь воздух для следующей тирады. Человек был невысок ростом, но коренаст и мощен, как дуб. На голове копна светлых волос, под копной — жесткое чистое лицо. На человеке была застегнутая на все пуговицы белая рубашка и черные брюки, похожие на печные трубы. Брюки держались на старомодных подтяжках, которые он иногда теребил, как струны банджо. По большей части он держал руки за спиной, наклонившись так, что создавалось впечатление, будто он вещает с горы. В одной руке он держал большую черную Библию, которой громко хлопал о ладонь другой руки, когда хотел что-то выделить.

— Есть четыре вещи, от которых я хочу предостеречь вас… — провозгласил он и сделал великолепную паузу. — СЕКС И АЛКОГОЛЬ, НАРКОТИКИ И РОК-Н-РОЛЛ!

На этот раз толпа неистово поддержала его, присоединившись к лозунгу и повторив его, как рефрен. Брат Джим медленно кивнул, а потом пустился в проповедь о зле пития. Текст касался его юности, тех дней, когда свет еще не явился ему.

— Когда я учился в средней школе, то был настоящим… исчадием ада.

— Потревожь ад, брат Джим! — прокричал парень, на футболке которого значилось: «ПОГИБШИЙ В „СИГМА-ПСИ“». Для лучшего обзора он взгромоздился на парапет ограды.

Улыбаясь, брат Джим снисходительно-жалостливо тряхнул светлыми волосами.

— Когда-то я был таким же, как вы… по утрам я вставал поздно, а по дороге в школу успевал проглотить добрую пинту водки! — Он запрокинул голову и рукой показал, как он держал бутылку.

Мне даже показалось, что у него в такт глоткам задвигался кадык.

— ПОЗОР! — закричали девушки из «Мю-Хи» — дружно, словно по команде.

— Давай, Джим! — Это был какой-то снайпер с лестницы Союза.

Брат Джим слушал все — и хорошее и плохое, он веселился и злился, ноне был равнодушен. Говорил он при этом безостановочно.

— А перед тем как войти в класс, я выкуривал косячок…

— МАРИ -ХУАНЬР. — Почти все приняли участие в этом вопле, задавшем тон всей остальной проповеди.

— Верно! Но в один прекрасный день меня поймали и чуть не бросили в самое тесное узилище тюрьмы графства…

— ПОЗОР! — закричали сами знаете кто.

— Но, к счастью, я был знаком с сыном мэра…

— ГЛАВНОЕ НЕ ТО, ЧТО ТЫ ЗНАЕШЬ, А КОГО ТЫ ЗНАЕШЬ! — На этот раз команду, видимо, дали девушкам из «Альфа-Хи», которые прокричали эту фразу на редкость дружно.

Брат Джим продолжил ровно с того места, на котором его прервали, и рассказал до конца жалостную историю своего грехопадения. Видимо, раскаяние было уже где-то за углом, но пока не наступило. Это была классическая старомодная проповедь с диалогом мистера Бонса и мистера Тамбо, в перипетии которого вовлекаются все присутствующие. Брат Джим прерывал повествование, чтобы процитировать Писание, замолкал, чтобы дать высказаться аудитории, останавливался, чтобы ответить на вопросы. В большинстве своем реплики были доброжелательными, но один парень был настолько оскорблен высказываниями брата Джима о женщинах Юга, что его едва удержали товарищи по братству.