Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

— Не у нас од… — попробовала вставить слово Мария.

— Я тебе покажу — не у нас одних! — завопил, окончательно выходя из себя, Анатолий. — Твоих рук дело! Из платья в платье ее. Одна, слышь, до-очь! Сколько раз говорил: больше к работе приучай, а не к гуляночкам. Так нет. «Мы, мол, плохо молодость провели, так пусть они погуляют». Погуляла! Садись пиши, чтоб на глаза не смела казаться. Где нажила, там и живи. Ясно? А приедет — все наряды ее изрублю и вас обоих убью. Прикончу!

Вконец озверев, Анатолий схватил ружье со стены. Мария метнулась на кухню — и за дверь. Анатолий поискал глазами какой-либо ненавистный предмет, увидел старенький гардероб, где висело и несколько старых платьишек дочери, и спустил курок. Гром потряс маленький домишко, дым заволок комнату.

Анатолий швырнул ружье на пол, ушел, хлопнув дверью, и две ночи не ночевал дома. Как потом выяснила Мария, дробь из-за близкого расстояния шла густо, пыжом, стенка гардероба проломилась внутрь, а изрешеченными оказались старый халат Марии и выходной костюм Анатолия…

Первую ночь Анатолий переночевал в бараке у сезонников. Неумело соврал, что травит в доме тараканов, налил жидкости — спать нельзя. А на следующий день, кое-как отработав, ушел в деревню за два километра от лесопункта. На дом, на жену, на все, что напоминало о дочери, не мог смотреть. В деревне же был колхозным бригадиром его давний дружок.

Стояло ненастье. Но чуялось, что скоро закончится оно: время от времени разрывалась пелена облаков, проглядывало солнце. Дорога была грязна, еле пролезешь в болотных сапогах, а лес с обеих сторон просеки чист, вымыт и высок. Наступало бабье лето, а желтой листвы виднелось еще мало. Анатолий шел, охлаждаясь под мелким и редким дождичком, думал об обиде, нанесенной ему дочерью, злился, ругался и жалел себя.

Дружка Анатолий застал за работой — тот готовился резать поросенка. По времени было слишком рано и слишком тепло, но у поросенка сделалось что-то с задними ногами, и ветеринар посоветовал забить. Вдвоем освежевали здоровенного кабана, поджарили свежей печенки, сели выпивать. И тут Анатолий рассказал дружку о своем горе.

— Первому тебе, конечно, говорю, — закончил он. — Да ведь скоро все узнают. Шила в мешке не утаишь. Та же Тонька Винтовка, если что до нее дойдет, по всему поселку разнесет. Вот оно как.

Сидели, молчали. Тихо было в чисто прибранной избе, только будильник постукивал. Хозяйка ушла к соседям. Даже кот выпросился на улицу. Сидели два приятеля за небольшим столом друг против друга. В окно, у которого стоял стол, заглядывали ветки небольшой северной яблоньки с мелкими красноватыми яблочками, а дальше виден был огород, поле и крутой поворот Ветлуги. Раз ветрил ось, вышло из-за облаков солнце, и Ветлуга под вечер стала на изгибе голубой, на дальнем плесе блестящей, а под крутояром противоположного берега маслянисто-черной.

— Не то, Вася, обидно, — говорил Анатолий, поглядывая в окно и начиная хмелеть, — что не доучилась. А вот почему не доучилась! Не всем же, понимаешь, высшее. Мы вот, скажем, с тобой, сам знаешь, какой курс прошли. А живем и работаем не хуже людей. Если бы способности у ней не хватило, здоровья там, денег… Да пусть просто бы лень стало! Приезжай. По-ожалуйста. Сам знаешь, у нас на лесопункте работы во… по горло. Не говоря уже у вас, в колхозе. И заработать очень даже нормально можно. Да и там, у нее, в городе, не хочешь учиться — работы завались. Так ведь не учиться, не работать, а гулять! Эх-ха!

— Обманул паразит какой-нибудь, — осторожно вставил Василий. — Обещал, поди, а потом…

— Обманул! — рявкнул Анатолий, вскакивая со стула и яростно щуря черные сердитые глаза. — Ты мне лучше этого слова не говори. Я когда его на лесопункте слышу, меня с души воротит. Тот Нинку обманул, тот Вальку… А почему мою Маньку в молодости никто не обманул, даже я? Или твою Саню? А? Они же глупей нынешних в два раза были. Обма-анешь… Да нынешняя Нинка и Валька, поди поговори, все знают. Начнут спорить, все равно докажут. У нас любая обрубщица тебе весь КЗОТ выложит. А как чуть чего, бежит к нам в парторганизацию. «Он, слышь, меня обманул». Потому что раньше попробуй такое в деревне сделать? Знаешь?! А теперь вон жена защищает: «Не у нас одних». Кивают друг на друга! Выдержки не имеют. Стыда!

— Ладно, ладно, — стал успокаивать Василий, сам изрядно захмелевший, — не спорю я, чего в бутылку лезешь. — И вдруг обозленно, тоже на повышенных нотах, заявил: — А чего ты орешь? Мы обо всем переговорили пять раз, согласен я, непорядок это. Всех, выходит, обругали. А сам-то ты хорош! О ней-то ты подумал?