Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

Начинала цвести гречиха.

Когда Летти вышла далеко на окраину районного города и вступила в бело-фиолетово-розовое цветущее поле, стало немного полегче. В городе с утра томила духота. Жарко было и здесь, но не душно. Влево и вправо лежали поля, а поодаль впереди в струящемся воздухе маячил и как бы покачивался из-за воздушных движений обычно такой устойчивый лес. И над лесом стояло высокой горой кучевое облако, которое расширялось к горизонту, и очертания его там были неопределенными.

Даже в поле не гулял ветерок. Но она одета была в легкое платье, без рубашки, в босоножки и шагала поэтому быстро, хотя руку оттягивала стопка книг, выбранных в книготорге, связанных вместе с одноактными пьесами, что ей удалось выпросить в районном Доме культуры.

Потом пошла тоже цветущая тимофеевка, а дальше она вступила в рожь, высокую, по плечи.

Тропка была здесь твердой, словно каменной, шагалось легко. Она опустила голову и чуть не налетела на солдата, который отдыхал, поставив рядом с собой внушительных размеров чемодан. Она остановилась и поглядела на него.

Солдат был высок, гораздо выше ее, и смугл. Но особенно большими казались сапоги рядом с ее босоножками. Они были начищены, однако сейчас потускнели от легкого налета пыли. Солдат на кого-то походил: она подумала, на фотографию из журнала «Советский воин».

— Ты куда? — спросил солдат, не здороваясь.

— К себе, — сказала она, обходя его чемодан.

Он вскинул чемодан на плечо, пошел за ней и спросил:

— А куда, к себе?

— В Горшково, — ответила она, думая, что не отвечать или скрывать ни к чему: ничего он ей не сделал. Да к тому же по этой тропке в какое-нибудь другое место вряд ли можно было идти.

— Ну вот я и в Горшково, — обрадованно, как ей показалось, подтвердил он. — Значит, спутники.

— Попутчики, — усмехнулась она.

— Ну пусть так, — миролюбиво сказал он. — А чего тебе там?

— А я там работаю. Завклубом, — сообщила она, — У нас в бывшей церкви клуб. А нового все построить не могут.

Перед ними, в нескольких метрах впереди, сидела на тропинке стайка воробьев. Она резко свистнула, и воробьи дружно сверкнули над рожью и пропали.

— Ишь ты как еще можешь, — подковырнул он.

— Я еще и не так могу, — ответила она. — Нас в культпросвете только что на головах ходить не учили.

— Этому вы и сами, поди, научились, — заметил он. — А вот скажи-ка лучше: как тебя зовут? И познакомимся.

— Летти, — представилась она.

— Как-как?

— Летти. Короче говоря, Виолетта.

— Это что, тебе батька такое имя с похмелья дал? — поинтересовался он.

— А у меня его и не было.

— То есть как это?

— Быть-то был, конечно, да где-то в бегах с самого моего появления на свет обитается. А в училище меня еще Вилкой звали.

— Вот и я так тебя буду звать, — пообещал он. — Виола… Сыр такой есть… На хлеб намазывать. Не едала?

— Ну, меня на хлеб не намажешь. А тебя, интересно, с какого похмелья батька назвал?

— А меня безо всякого похмелья назвали. И просто, по-русски… Ваней.

— Эх ты, Ва-а-ня! — пропела она.

— Смотри, шлепну пониже спины, так будет тебе: «Эх ты, Ваня!»

Лес был уже близко. Темный зной стоял, не колыхаясь, в нем. Солнце обожгло кусты и деревья, и они напоили воздух густым, как от крепкого чая, ароматом нагретой листвы и хвои. Все было зелено тут. Даже небо через путаницу ветвей отливало зеленым. Зеленым казались и пробившиеся сквозь чащу солнечные лучи, стоявшие наклонными столбами.

Первой их встречала старая сосна, вся усыпанная тысячами мелконьких желтоватых мягких шишичек, от прикосновения к которым на пальцах остается сухая золотистая пыльца. От них вся сосна казалась желтой и пушистой. А на темных лапах елей кончики были нежно-зелеными, словно на каждую лапку надели тонкую, более светлую перчатку.

— Хорошо! — сказал Ваня, останавливаясь. — Эх и хорошо! Но парит. И дождь будет. Даже гроза. Успеть бы нам хоть до Кошеля. Там попереждали бы. А оттуда близко.

— Надо бы успеть, — озабоченно согласилась Летти. — А то книги намокнут.

— В библиотеку закупили?

— В библиотеку. И пьесок взяла. Да нет хороших. То действующих лиц полно, то декорации сложные, то еще чего. Плохо у меня с самодеятельностью.

— Организовать надо. На что учили?

Они шли теперь по зеленому мху, мягкому, топящему шаги. То ли говорили они негромко, то ли лес глушил шаги, но голоса раздавались как-то неотчетливо, потерянной интонацией, словно бы безличные, словно не люди говорили, а ели, сжавшие тропу с обеих сторон.