Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

И вот Надя входит в один дом, в другой, в третий… Стучится в разные двери. Приветливо улыбается. Ей тоже улыбаются в ответ. Приглашают посидеть. Она, пожалуй, даже понимает, чуточку догадывается, что ею любуются: ведь она хорошенькая, и улыбка у нее откровенная, и ямочки на щеках. Квартиры, дома, кварталы остаются позади. На улице, совсем неожиданно для кануна Нового года, тепло. Падает снежок. Тихо. Загораются огни. Наде приятно видеть счастливые лица людей, слышать радостные восклицания, когда они читают теплые строки телеграмм, а на душе по-прежнему грустно. Вот и сумка пуста. Нужно идти домой.

В своей комнатке Надя посидела на диване, не включая света. Всплакнула. Еще посидела. Приняла решение: как бы Костя ни уговаривал идти — отказаться. «Пусть танцует со своей Соней». Незаметно уснула.

Когда она проснулась и включила свет, часы показывали пол-одиннадцатого. Надя поразилась: Костя все еще не заходил. Он был всегда аккуратен, даже когда намечались простые танцы, а сегодня такой день… Значит, он ушел один! Ну, в таком случае она сейчас же пойдет в Дом культуры. Пускай в платье горошком. Пусть не думает, что она не пришла из-за того, что он не зашел. Но с ним она танцевать не станет. Ни в коем случае.

Платье было надето в один момент. Надя уже натягивала рукавички, когда в комнату постучались. Вошла незнакомая женщина и грубым голосом сказала:

— Возьмите. Послали вам.

Положила на диван сверток и вышла. Надя хотела вернуть ее, но уже хлопнула входная дверь. Надя развернула сверток. В нем лежало аккуратно свернутое ее новое платье.

Как бы ни аккуратно складывали новые платья, на них все равно окажутся места, которые нужно прогладить. Как бы ни быстро грелся утюг, как бы ни торопилась его хозяйка, время не считается с этим. На часах было полдвенадцатого, когда Надя снова натягивала рукавички.

И тут она остановилась перед выключателем. Прежде чем погасить свет и выйти из комнаты, она подумала: «Зачем идти? К чему новое платье? Костя не зашел, — значит, не хотел, чтобы я пришла. Значит, ему хорошо без меня. Я не пойду».

Наверное, она простояла бы так до двенадцати, но в комнату ворвался Костя. Вошел так, как никогда не входил, без стука, рывком отшвырнув дверь. С порога заорал:

— Быстрей! Не успеем к встрече! Готова? Отлично! Бежим!

Она думала — он пьян: галстук набоку, пальто расстегнуто, весь какой-то взъерошенный. Попробовала спрашивать и увидела, что он абсолютно трезв. Костя отмахивался от вопросов и твердил одно:

— Некогда! Скорей! Опоздаем.

Потом они бежали по улицам. Наде хотелось говорить, и она на бегу, задыхаясь, рассказывала ему о сегодняшнем дне: о том, как она разносила телеграммы, какие чудесные ребята у Фоминых, как незнакомая женщина принесла ей новое платье, — сестре каким-то образом удалось переслать.

На бегу она ухватилась за его левую руку. Он поморщился от боли, но она не заметила этого. Тогда он осторожно высвободил руку, пропустил Надю вперед, побежал с другой стороны и подал ей правую руку.

Боль напомнила ему о его сегодняшнем дне. Как под конец рабочего дня к нему прибежала Надина подружка Люба и сказала, что Надино новое платье в Иловке, что Надя грустит. Как он умолял начальника отпустить его, поставив пробег за его счет. Как наконец начальник согласился.

Затем он гнал свой лесовоз, пролетая полями, перелесками, взбивая в лужах, которыми после оттепели покрылась Ломенга, фонтаны воды, прорезая светом фар декабрьскую тьму. Он хотел успеть к десяти часам и успел бы, если бы не подвело колесо. Ставя запаску, возясь с домкратом, он разбил в кровь локоть левой руки.

Уже вернувшись домой, он упросил соседку отнести платье Наде, а сам начал носиться по дому, сворачивая стулья, наскоро умываясь, надевая рубаху, костюм, пальто…

И все-таки они опоздали. Остался один квартал до Дома культуры, а из репродуктора, укрепленного под его крышей, раздался двенадцатый удар кремлевских часов. Костя и Надя настолько запыхались, что даже не смогли сказать друг другу традиционных, но каждый год по-новому звучащих слов, а просто в первый раз за все их знакомство поцеловались.

Костя обнял ее. У него сильные руки, и он, конечно, измял, хотя оно и было прикрыто шубкой, платье, а особенно плечи у блузки. Но Надя и не подумала об этом. Ведь дело, в сущности, было совсем не в новом платье, а в том, для кого оно надето, рядом с кем она входила в Новый год, как в новое счастье.

Телеграммы говорили правду.