Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

В монастырской слободке сидели на крутом берегу. Сзади притулились маленькие домики, окруженные огорода ми и цветниками. До того малы были некоторые домишки, что вытянувшиеся георгины доставали до кромки крыш. В лощине справа краснели вытащенные на берег яхты, у которых киль был оттянут вниз в виде огромного плавника. А перед нами сверкал Волхов и влажно зеленели заречные луга. И где-то там, возле Скита, по белым барашкам вдалеке угадывался просторный Ильмень.

Церковь Рождества богородицы в Скиту стояла, как невеста. Ее только что отремонтировали. Зато кельи, красивые раньше, разрушались, зарастали крапивой, малинником, лопухами. И страшно было к ним подойти.

Обошли церковь, и перед нами открылся палаточный городок. Тут была и столовая, и волейбольная площадка, и маленький костерок горел в стороне. Парень в красных трусах наигрывал что-то на гитаре, а двое других загорелых парней, лежа на земле, играли в шахматы. С обсохшего дебаркадера, стоявшего у берега, доносились звуки радиолы. Кто-то «гонял» самые визгливые пластинки.

Мы спустились к берегу и доели все, что у нас оставалось. Солнце уже катилось к западу. Юлька встала, потянулась, посмотрела в сторону палаток и с завистью сказала:

— Эх, вот бы с геологической партией уйти!

«Куда еще тебя сегодня потянет?» — подумал я. И тоже сказал:

— Куда тебя еще бросит?

— А я сама не знаю куда, — ответила Юлька и расхохоталась.

Подошел пароходик, и мы поехали домой. Блистал Волхов, манили мягкой травой берега, свежий ветерок дул навстречу. Юлька стояла на носу и смотрела вперед. Ветер приподнимал ее каштановые волосы, развевал их за спиной. Трепыхалась цветная Юлькина кофточка. А сама Юлька была как богиня, которых ставили древние мореплаватели на носах своих парусников.

Я сел и закурил, хотя давно запретил себе курить во время прогулок. И раздумывал о том, что по-прежнему близкого духовного общения с дочерью так и не получилось.

Оставался сзади Юрьев монастырь. Белые стены, громада Георгиевского собора, золотые звезды на фиолетовых куполах Воздвиженского собора.

«Вот тебе, бабушка, и Юрьев монастырь, — думал я, покуривая. — Нет, пожалуй, надо с ней в театр сходить. Хотя и там может повториться то же самое. Еще затвердит: «А вот бы в артистки уйти». Ходил ведь с ней и ее подругой в кино, так они как начали: «Антониони, Висконти, Марлен Хуциев…» И режиссеров, и артистов знают, вроде как я футболистов московского «Динамо». Нет, в театр не стоит. Вот разве на футбол ее сводить? Так она футбола не любит…»

Прошли между громадами опор для железнодорожного моста, так и недостроенного, приближались к городу. И тут ко мне подошел старый знакомый, который сел в Сельце. Очень я ему обрадовался, а то что-то начинало мне становиться тоскливо и одиноко. Мы с ним закурили, он сообщил результат сегодняшнего матча, а потом посмотрел на Юльку, стоявшую неподвижно, как скульптура, на носу, и сказал, качнув головой:

— А дети-то! Растут!

Я только вздохнул:

— Еще как растут…

Волны разбегались по сторонам. Юлька все стояла на носу и все смотрела вперед. Пароходик входил в черту города. Справа разворачивалось, покачиваясь и притягивая белизной, Ярославово дворище. И неслась навстречу, — будто мы стояли на месте, а она плыла, — неслась на нас золотошлемная София.

Лихо пролетали деревнями, заваленными снегом чуть не по окошки домов. Только снежную пыль из-под задних колес захлестывало на брезент, прикрывавший груз в кузове. Привычно шарахались с дороги линялые собаки, без азарта тявкая вслед. Пятистенки, длинные дворы, вскинутые в небо колодезные журавли проскакивали мимо и мельчали, уходя в отдаление. Притормаживали на спусках, неторопко, с обычной осторожностью переваливали через мостики, выныривали на пригорки и вихрем неслись дальше. Спешили.

Погода баловалась. То выскакивало из-за быстро убегавших за горизонт белых рваных облаков веселое солнце, и открывались искристые, давящие на глаза необычайной своей яркостью и чистотой дали с деревеньками, полями, зажатыми между перелесками, виляющей лентой дороги, пробитой, как траншея, в мощном снеговом слое. То опять наползала на солнце туча. Серело небо, мутнела даль, а через минуту крутилась отчаянная метель, сквозь которую, казалось, и машина пробивается с натугой. Метался по лобовому стеклу снегоочиститель «дворник». А шорох снежных струй, обтекающих ледяной металл кабины и капота, вроде бы явственно различался, даже несмотря на подвывание мотора.