Леонид Воробьев - Недометанный стог (рассказы и повести)

А метель налетела новым неожиданным шквалом, потопив машины и людей в танцующем и бешено несущемся куда-то снежном вихре, залепила лица, с размаху бросая в них целые пригоршни мокрых хлопьев, присоединила холодный и сердитый свой посвист к гулу моторов и гомону голосов.

Провозились долго. И солнце показывалось несколько раз, неожиданно пригревая так, что подтаивали с краешков снеговые шапки на крышах кабин, и снова вьюжило. Когда разминулись и задний борт последней машины автоколонны мелькнул за противоположной околицей Овсяницы, Серега сказал:

— Не обойтись без ночевки. Проваландались. С моим светом ехать ночью нельзя.

— А где заночуем? — поинтересовался Алексей, околачивая валенки о колесо, стряхивая снег с ватника и забавно поеживаясь от холодной струйки, прокатившейся с шеи по одежде на разгоряченную спину.

— Найдем, — неопределенно отозвался Серега, глядя в ту сторону, куда им предстояло ехать дальше. — В Россохинском волоке заночуем.

— Это в лесу-то? — поразился Алексей, выкатывая изумленно свои бесцветные глаза и оттопыривая недоверчиво нижнюю полную губу. — Мы лучше в деревеньке где-нибудь. Хозяйку подберем соответственно. Ты ведь тут, поди, все аварийные остановки знаешь, — посмеиваясь, подмигнул он. — В магазинчик заглянем. А?

— Не в лесу, — успокоительно бормотнул Серега. — Кордон там, на семнадцатом километре. — Он расстегнул ватник, залез пятерней во внутренний карман пиджака и протянул Алексею деньги: — На вот, добавишь малость. Беги вон в тот дом, окно с зеленым наличником сюда смотрит. Видишь? Ну… магазин. Возьми там на ночлег одну. Да консервов. Больше магазинов не встретится. Да поживей! — крикнул он вслед Алексею. — Поспешать надо.

Опять побежали навстречу заснеженные километры, то короткие, как внезапно возникший и сразу же умирающий звук, то длинные и нудные, как зубная боль, ухабистые, поворот истые, кривулястые. Раза три буксовали, лазали около колес с лопатами. Раза два разъезжались с встречными. Шли в дело и трос, и собственное плечо, и вычурный завиток слов неизвестно по чьему адресу. Наконец въехали в волок.

Быстро темнело. Серега поехал сзади, Алексей включил свет. Тьма по бокам еще более загустилась, а просека словно бы резко продвинулась глубже в лес. Мелькали по сторонам неожиданно возникающие, как взлетающие вверх литые массивные стволы цвета старой бронзы и красной меди, причудливые переплетения ветвей, чуть-чуть выглядывающий из-под сугробов подлесок. На некоторых подъемах крылья леса разбегались, и свет фар шарил по самому небу прожекторными вспышками. А потом углублялись в просеку, как в трубу. Ветви деревьев с разных сторон дороги напряженно тянулись друг к другу, и чудилось, вот-вот сомкнутся.

На шестнадцатом километре погрезилось жилье: вынырнули из тьмы полянка с двумя стожками, окруженными изгородью. На семнадцатом — сверкнул огоньком из крайнего окошка скатанный из толстенных бревен пятистенок.

Здесь свернули с колеи и встали.

— Вот и приехали, — сказал Серега, выбираясь из кабины. Он потянулся всем своим большим телом так, что захрустели суставы. — Пойду попрошусь, — бросил он через плечо Алексею. — Спускай воду. Здесь, брат, хор-ро-шо. Чуть не в самой середке леса. Ни за груз не беспокойся, ни за что.

— А кто в этой глуши обитает? — вдогонку спросил Алексей, рассматривая пятистенок с прирубом, который, очевидно, не отоплялся, и крепкий, под стать дому двор.

— Женщина одна. Объездчица, — откликнулся Серега, подходя к крыльцу дома.

— Угу! — Алексей, вместо того чтобы сливать воду, догнал Серегу и, пока тот стучался, усмехнувшись, вполголоса любопытно осведомился: — Знакомая, что ль?

— Немного знакомая. — В голосе Сереги прозвучала суровая нотка. — Иди к машине. Не треплись. Здесь не один я — многие заночевывают.

— Ага, — сказал Алексей и пошел, слушая, как Серега говорит кому-то, заскрипевшему половицами в сенях:

— Валентина Семеновна, Большаков это. Здорово. Заночевать можно будет? Запоздали, видишь, а у меня со светом непорядок…

Из сеней ход вел прямо в маленькую кухню. Пока раздевались за русской печью, вешая ватники на гвозди поближе к теплым ее бокам, пока бренчали умывальником, фыркая и отдуваясь, хозяйка ставила самовар, ходила в комнату, отделенную от кухни тонкой, не доходящей до потолка переборкой, собирала на кухонный стол кой-какую посуду. Делала все молча, не спеша. Серега тоже молчал, вытирая лицо и руки полотенцем из сурового полотна с вышивкой красными нитками по концам. Алексей вынул расческу, причесывал свои реденькие, чуть вьющиеся белокурые волосики и обращался к хозяйке, которую не успел еще как следует разглядеть, с предложениями услуг: